- любимой жене и дорогому другу

Автор

1. Родители

Итак, сначала немного о своем происхождении. Мои далекие предки были крестьянами бывшей Смоленской губернии. Но, насколько я помню из рассказов своего отца Ивана Александровича Синягина, его дед, еще в дореформенное время стал довольно удачным торговцем. Во главе своих многочисленных сыновей и, наверное, наемных рабочих он ходил ежегодно на юг с большими обозами. Туда везли льняные и хлопчатобумажные ткани, сукна, пух, перо, всякую мелочь вплоть до веников. Обратно - изюм и другие сухофрукты, дорогую соленую рыбу, шелка.

Сейчас, в век скоростных сообщений, нам даже трудно представить себе чумацкие обозы, ночевки под телегами, кулеш (пшенная каша с салом). Обоз шел не спеша. За сутки делали 25-30 верст. Путешествие в один конец занимало пару месяцев, да обратно столько же. Но денег зарабатывали, видимо, немало.

Судьба многочисленных дядей отца была далеко не одинаковой. Из 23 братьев часть погибла от причин, которые в наш век не считаются уважительными: угорел в бане, утонул, в драке проломили голову колом и т.п. Но были у него и дяди удачливые.

Один из них стал богатейшим купцом-льноторговцем. Он в больших размерах скупал лен, вез его в Ригу и оттуда в Англию. В Риге у него была большая контора. Неказистый бездетный старичок владел миллионным состоянием.

Мой дед был неудачником. Как рассказывал отец, дед пропил свою часть наследства и довольно рано умер от белой горячки. Его жена Марфа Ивановна, урожденная Пузицкая, с помощью богатого дяди сумела воспитать своих восьмерых детей. Марфу Ивановну я помню. Она умерла в I9I8 году летом, и я нес на похоронах икону впереди похоронной процессии. Для этого требовался "отрок" и это дело поручили мне. Я гордился поручением, но с обязанностями своими справлялся плохо. Дело в том, что процессия то и дело останавливалась, а я, не видя этого, шел и шел себе вперед. Потом кто-нибудь кричал мне "мальчик, да куда же ты?" и я возвращался под насмешливыми взглядами зевак, которых много на любых похоронах.

Марфу Ивановну отец, его братья и сестры очень любили и уважали. Она была для них лучшим другом и советчиком. Очень тепло отзывались о ней и другие люди, с которыми она общалась. Я помню её уже совсем старенькой, сильно сморщенной старушкой, очень ласковой к внукам.

Отец учился в Тимирязевской, в то время Петровской академии и окончил ее в I9II году, в год моего рождения. Во время учебы в Академии он близко примыкал к группе студентов-большевиков и принимал некоторое участие в революционной работе. Я помню беседу отца с одним из его друзей Д.Букиничем, старым большевиком, уже в советское время, что-то в I93I или I932 г.г. Они вспоминали, как в I905 году обстреляли казачью сотню, ехавшую на разгон студенческой сходки. Сотня не ожидала стрельбы, произошло замешательство, чем и воспользовались студенты - члены боевой группы. Они скрылись под покровом ночной темноты в бесконечных лабиринтах московских проходных дворов.

Своему другу Николаю Карцеву, приговоренному к смертной казни и бежавшему из тюрьмы, отец отдал свой паспорт и помог перебраться заграницу. Можно себе представить, что грозило Ивану Синягину, если бы эти обстоятельства раскрылись.

С Карцевым, Букиничем и другими друзьями своей юности отец поддерживал дружеские отношения и в дальнейшем. К сожалению, многие из них, настоящие революционеры-коммунисты, погибли в период необоснованных репрессий в I936-38 г.г. Потом их всех, вероятно, реабилитировали. Просто не хочется вспоминать эту печальную историю.

В I9I2 году умер богатый дядя отца Алексей. Наследников было много - бесчисленные племянники и разные другие родственники. Раздел имущества длился долго и лишь за несколько лет до революции отец вступил во владение своей долей - имениями Шамилово и Пышкино ( правильно - Пышково, прим. ред.) в Бельском уезде Смоленской губернии. Общая площадь земли составляла что-то около I400 десятин. Эти имения были куплены Алексеем Синягиным у разорявшихся дворян - помещиков. Шамилово принадлежало раньше какому-то барину по имени Граблин. Видимо он к этому времени совсем разорился. Я помню, как Граблин однажды приезжал к отцу на облезлой старой лошади, запряженной в дрянной тарантасик.

Получение наследства, разумеется, в корне изменило жизнь отца и всей семьи. После небольших служебных доходов появились если не миллионы, то тысячи, которые приносили имения. Отец с большим рвением взялся за хозяйства. Он был хороший агроном и очень практичный человек. Хозяйства пошли в гору, а с этим и доходы.

Затем произошла революция. Имения и все, что в них было, стали собственностью народа. Мне всегда хотелось разобраться и понять, как отнесся к этому отец. Прямого разговора у нас не было, но я слышал много его замечаний по близким поводам и составил себе следующее представление:

Отец, конечно, жалел, что имений у него нет, но это было не сожаление о потерянных доходах, а скорее сожаление о том, что он не может хозяйничать так, как, по его мнению, нужно. Сказывалось, конечно, и наличие определенного строя мыслей в молодости. Иной раз он говорил: "Ну что ж, видно мы были правы, когда нам было по 25 лет, странно было бы жалеть об этом в 40 лет". Как бы там ни было, но отец никогда не жаловался на потерю собственности, и ему и в голову не приходило как-нибудь бороться за ее возвращение. На этот счет он был тверд и принципиален. Мальчиком я слышал его спор с каким-то полным и даже обрюзгшим чужим "дядей". Отец сказал - "чтобы вы не говорили, но революция дело народное. А с народом бороться могут только негодяи". "Дядя" ушел, и я его больше не видел.

Уже много позднее, бывая за рубежом и встречаясь с крупными предпринимателями и богатыми фермерами, я думал о том, как бы отнеслись они к переходу их собственности в руки народа. Уверен, что большая часть думала бы не так, как Иван Синягин, а как тот пресловутый "дядя", о котором я только что сказал.

Первые годы советской власти были нелегкими в материальном отношении. Отец устроился на работу сразу после революции, работал агрономом на Белорусской железной дороге, еще в каких-то местах, потом у Карцева, который был директором треста "Мосхимоснова". Отец заведовал подсобными хозяйствами, которые были при каждом заводе треста.

Зарплата была небольшая, жили мы очень скромно. Белый хлеб и мясо была для нас дороги, питались преимущественно картошкой, кое-какими овощами, кашами. Но я и три мои сестры росли здоровыми, неплохо учились. Постоянно мы чувствовали заботу отца, его требовательность и ласку. Он немного прирабатывал статьями, лекциями, разработкой различных хозяйственных планов. Эти приработки давали возможность купить обновки и хоть на короткое время улучшить питание.

Отец не был слабым, бесхребетным человеком. Меня он в свое время воспитывал не без строгости. Порой, в ранней юности, лет до десяти, попадало и подтяжками или свитым полотенцем. Я на него сердился, но потом понял, что все что он делал, было мне только на пользу. Ко мне, единственному сыну, он всегда относился очень дружески и, наверное, даже прощал многие мои детские и юношеские прегрешения.

Лет до 50-55 отец был энергичным, достаточно здоровым и подвижным человеком. К службе он всегда относился очень горячо, вносил инициативные предложения, ссорился с теми, кого считал недобросовестными людьми или лентяями. Он часто бывал в командировках, причем любил ездить. Я вспоминаю, как хорошо он рассказывал о своих поездках на Дальний Восток и Северный Кавказ. Он легко сходился с людьми и умел заставить делать полезные дела.

Семья Синягиных зимой 1933 года во дворе дома №1 по Большому Девятинскому переулку. Слева направо: Ираклий, Мария Михайловна Маркс, дочери Ирина и Марфа, Иван Александрович, дочь Вера

Отец, вместе с тем, был вспыльчивым человеком, способным под влиянием раздражения наговорить чего-нибудь лишнего. Однако, он не помнил зла и после вспышки гнева, готов был извиниться перед человеком за сказанные обидные слова.

Я думаю, что при известных условиях из отца мог бы получиться неплохой научный работник. Смолоду он был хорошо знаком с Прянишниковым, Вильямсом и другими научными светилами того времени. Его отвлекли затем практические дела, и может быть, именно наследство больше всего нанесло вреда научному росту Ивана Синягина.

В последние двадцать лет жизни он снова неоднократно обращался к творческой работе, но уже в форме литературной разработки отдельных тем и написания книг. Я помню его брошюры о сое, горячим пропагандистом которой он был, книгу о жмыхах, книгу о шалфее мускатном и ряд других работ. К таким работам он относился с большим рвением, мог пойти на серьезные жертвы, чтобы получить и должным образом представить нужный материал.

Как и всякий человек, с годами отец слабел. Уже не было прежней энергии и подвижности. Характер делался более раздражительным. Однако он работал почти до последнего дня жизни. За несколько недель до направления в Шаболовскую больницу, откуда он уже не вернулся, в марте 1947, он еще пытался составить промфинплан какого-то совхоза. Но было уже трудно. Я взял его работу и за несколько часов сделал её. Он поблагодарил, но в голосе и глазах была грусть: "был конек, да изъездился".

Умер он в мае I947, от сердечной недостаточности. Мы схоронили его в Москве на Ваганьковском кладбище.

Моя мать Мария Михайловна была очень своеобразным человеком. Она была очень доброй, внимательной к людям, интеллигентной в лучшем смысле этого слова. Она любила нас, своих четырех детей и все отвечали ей тем же. Я не помню, чтобы мать когда-нибудь наказала меня или даже просто повысила голос. Я вспоминаю свою маму с очень раннего возраста. Мне кажется, что уже с 3-4-летнего возраста мои воспоминания о ней стали непрерывными.

Она родилась в апреле I889 года в семье бухгалтера питоевских нефтепромыслов Михаила Станиславовича Маркса в г. Тбилиси и там окончила среднюю школу. Судя по фамилии, тбилисские Марксы были немецкого происхождения. По словам матери, её дед (или может быть прадед) приехал в Россию из Швейцарии и имел в Тбилиси аптеку. ( Дед Марии Михайловны - Иосиф Матвеевич Маркс, польский шляхтич, переехал в западные районы России в 1815 году вместе со своей семьей и театральной труппой, которой он владел. Аптекой в Тифлисе владел отец Марии Михаил Станиславович, поскольку он имел диплом фармацевта (аптекарского помошника), полученный по окончании Харьковского университета. - прим. редактора). Никакого отношения к основоположнику марксизма они, конечно, не имели. Фамилия Маркс в Германии и немецкой части Швейцарии является далеко нередкой.

Мой дед по материнской линии М.С.Маркс умер в год моего рождения. Я слышал много хорошего о нем от матери и теток. Бабушку Софью Симоновну Маркс (урожденную Сарнавскую) я немного помню. У неё болели ноги и последние: годы жизни она не вставала с постели. Бабушка любила внуков и охотно с нами занималась - показывала книжки с картинками, что-то рассказывала. Но нам строго настрого было запрещено залезать к бабушке на постель, чтобы не побеспокоить ее больные ноги.

В отличие от отца, человека в общем целенаправленного и очень систематичного, мать отличалась быстрой сменой духовных интересов. Смолоду она окончила, причем отлично, медицинский факультет Высших женских курсов. Работала врачом в Бельской сельской больнице, врачом санитарного поезда во время первой мировой войны.

Немного играла на скрипке и писала маслом пейзажи. После революции несколько лет работала ассистентом в Мариинской больнице в Москве. Ее считали хорошим врачом.

Затем она вдруг совершенно разочаровалась в медицине и очень увлеклась театральным искусством. Лет сорока она окончила Московский театральный техникум А.В.Луначарского.

Я не могу судить о причинах, но артистическая деятельность у нее как-то "не пошла". Шли отдельные спектакли, кое-какие гастрольные поездки, выступления по радио, но прочного постоянного дела не получилось. Увлекалась Мария Михайловна и поэзией. Писала стихи, насколько я помню неплохие, нигде их не печатала, а потом совершенно остыла и к этому виду творчества. Я думаю, что отцу с ней было нелегко, но он её очень любил и мирился со всеми увлечениями, тем более, что она все же была отличной семьянинкой и ни его, ни детей никогда не забывала.

Мать была очень начитанным и широко образованным человеком. Разговоры с ней сами по себе просвещали. Почти по каждому вопросу она имела свое, нешаблонное мнение, основанное на сопоставлении различных точек зрения. Сочетание медицинского, т.е. глубоко естественнонаучного образования с увлечением искусством, которое она серьезно изучала, придало моей матери очень редкие черты глубокой культурности. Я только очень сожалею, что её большие способности остались как-то "в туне" и она не использовала их в полной мере. Может быть, причина этого в известной несобранности, в переключении от одного к другим, затем к третьему.

Я думаю, что много почерпнул от матери в части общего развития. Даже ее неудачи и переключение из одной области в другую имели воспитательное значение - я и мои сестры на ее примере видели преимущества сосредоточенности на каком-то определенном деле.

Умерла мама в 1967 г. в возрасте 78 лет.

Примечания редактора:

1. В начале ХХ века в Петербурге существовал Торговый Дом, совладельцами которого были купцы первой гильдии Синягины. Статский советник Н.К Синягин пожертвовал в 1904 году более 200 тыс. руб. на строительство каменного здания Клиники накожных и венерических болезней, и в 1906 году она, лучшая по тем временам в мире, была построена на берегу Большой Невки. В память родственников жертвователя клиника носила имена В.К.Синягина и А.К. Чекалевой.

Рефераты