14. ВАСХНИЛ 1965-69 гг.

В марте I965 года перед известным пленумом ЦК КПСС состоялось общее собрание ВАСХНИЛ, которое освободило М.А.Ольшанского от обязанностей Президента. Вице-президент И.А.Будеко подал сам заявление с просьбой освободить его от этой должности.

Общее собрание избрало новый состав Президиума: Президент Лобанов П.П., вице-президент Синягин И.И., академики-секретари отделений: земледелия - также Синягин И.И., животноводства - Ростовцев Н.Ф., гидротехники и мелиорации - Аскоченский А.П., механизации и электрификации - Листов П.Н. экономики и организации -- Лоза Г.М., лесоводства и агролесомелиорации -- Мелехов И.С. И.о. главного ученого секретаря остался кандидат сельскохозяйственный наук Пухальский А.В.

Большая часть членов Президиума работала и при Ольшанском. Если иметь в виду известные симпатии П.П.Лобанова к этому "течению", то легко понять какие трудности стояли в деле перестройки науки. Положение значительно облегчилось тем, что к руководству Министерством сельского хозяйства СССР снова вернулся В.В.Мацкевич, четкая позиция которого не вызывала сомнений.

Я неоднократно беседовал с П.П.Лобановым, стараясь убедить его выступить с достаточно резкой критикой лысенковщины. Возможно, с ним говорил в таком же плане и В.В.Мацкевич. Но Павел Павлович отмахивался от таких предложений. Я, конечно, понимаю, что ему, организатору августовской сессии ВАСХНИЛ, нелегко было дать должную оценку Лысенко и его сподвижникам

Но, с другой стороны, честное и открытое выступление Президента имело бы конечно огромное значение для быстрейшего преодоления лысенковщины и для выхода всех научных учреждений по сельскому хозяйству на широкую дорогу настоящей науки.

Поскольку беседы по этому вопросу ни к чему не привели, между Президентом и вице-президентом образовалась трещина, которая хотя и не привела к полному разрыву, но вынудила П.П.Лобанова искать себе более удобного заместителя (им оказался Д.Д.Брежнев, приступивший к этой работе в I968 г.). Я воспользовался удобным случаем и уехал в Сибирь. Такая возможность представилась мне в конце I969 года.

Не имея настоящей поддержки П.П.Лобанова, даже, пожалуй, вопреки его мнению, руководителям МСХ СССР с моим участием удалось провести всесоюзное совещание работников сельскохозяйственной науки, где с полной ясностью была поставлена задача повышения требовательности к методике исследований, устранения безответственности и субъективизма, серьезной перестройки тематики. На этом совещании с программной речью должен был бы выступить Президент, но он, кажется, вообще там не был или может быть (не помню) выступил с ничего не значащей формальной речью. Мне пришлось внести ясность в эти вопросы.

Будучи единственным (и первым и последним) вице-президентом, да, кроме того, академиком-секретарем самого крупного отделения ВАСХНИЛ, я, естественно, не мог пожаловаться на недостаток работы. Особенно трудная обстановка создавалась во время болезней П.П.Лобанова, когда за все приходилось браться самому. Попробую рассказать только о некоторых главных направлениях работы, которую я вел.

Нужно было очистить руководства и рекомендации, которые издавались для специалистов, от всего наносного и субъективного, что было связано с "наследством" Н. С.Хрущева и Т.Д.Лысенко. Рекомендации пересматривались и переиздавались министерствами.

ВАСХНИЛ взяла на себя труд пересмотреть и переиздать по зонам книги по системе ведения хозяйства. Непосредственно этим делом занимался очень квалифицированный специалист, старейший работник МСХ СССР Г.А.Анискин, который создал соответствующий отдел в аппарате академии. В дальнейшем в это дело активно включилось отделение экономики во главе с Г.М.Лозой. Принимали участие все отделения ВАСХНИЛ, все институты академии и министерств.

К I968 году по всем основным зонам страны были изданы соответствующие книги, что определенно сыграло положительную роль в развитии земледелия и животноводства.

В I966 году к моим обязанностям прибавилась еще одна. Я сделался главным редактором центрального научного органа ВАСХНИЛ журнала "Вестник сельскохозяйственной науки". В I956 году мне пришлось участвовать в создании этого журнала, довольно долго я был членом его редколлегии.

В I966 г. главной задачей было повернуть журнал с лысенковских на настоящие научные рельсы. Для этого потребовалось, конечно, пересмотреть состав редакционного аппарата и заменить некоторых особенно "непримиримых" лысенковцев. Потребовалось, естественно, создать новую редакционную коллегию.

Внимательному просмотру был подвергнут портфель журнала. Для публикации были извлечены статьи, которые прежний состав редколлегии не пропускал. Наоборот, наиболее бесшабашные статьи лысенковского толка (особенно по таким "актуальным" проблемам, как порождение одного вида другим, гнездовые посевы дуба и т.п.) были задержаны публикацией.

Я старался к каждой статье подойти индивидуально, чтобы "вместе с грязной водой не выплеснуть и ребенка". Было много ценных экспериментальных материалов, авторы которых в духе времени превозносили Лысенко, но фактически сообщали вполне доброкачественные данные и делали из них правильные выводы. После небольшой редакции с согласия авторов, такие статьи мы печатали.

Во времена Лысенко и Ольшанского международные связи ВАСХНИЛ существенно ослабились. Серьезные зарубежные ученые предпочитали держаться подальше от этих людей.

Однако, как только в академии изменилось руководство, к нам стали приезжать очень многие крупные ученые из социалистических и капиталистических стран. Восстановилась в полном объеме работа конференций социалистических стран по координации научно-исследовательских работ. Увеличилась активность недавно организованной рабочей группы СЭВ по научным исследованиям в сельском хозяйстве, которая входила в состав Постоянной комиссии по сельскому хозяйству. Мне пришлось активно включиться в эту работу.

Большое значение имело укрепление отдела внешних сношений ВACXHИЛ, в который удалось пригласить энергичных и толковых людей (Г.И.Рахманинов, В.Г.Калашников и др.).

Параллельно с работой конференций ученых социалистических стран по координации научных исследований по сельскому хозяйству, в которых первоначально принимали участие все социалистические страны, в том числе КНР, КНДР, ДРВ и др., была создана рабочая группа СЭВ примерно с теми же задачами. Формально объединить эти организации было нельзя, поскольку они имели разный состав участников. Впрочем, китайцы и албанцы уже с начала шестидесятых годов практически прекратили свое участие в работе по координации научных исследований с другими социалистическими странами. Однако, представители КНДР и ДРВ продолжали принимать участие в конференциях.

Мы так планировали работу конференций и рабочей группы СЭВ (я был в I965-69 г.г. ее председателем), чтобы по возможности исключить параллелизм. Работа сводилась к обсуждению планов работ, заслушиванию отчетов по законченным темам, утверждению предложений о совместных научных совещаний по тем или иным научным проблемам и т.п. Было подготовлено, получившее затем претворение в жизнь предложение об организации некоторых общих научных учреждений.

Большой работой, формально не входившей в план работы нашей группы, но проходившей с непосредственным участием многих ее членов, явилось составление большого Восьмиязычного сельскохозяйственного словаря (русский, болгарский, венгерский, немецкий, польский, румынский, чешский, английский).

В те годы, когда начиналась эта работа, я был уже довольно известным словарником (было издано 4 издания немецко-русского, 3 издания русско-немецкого, польско-русский и французско-русский сельскохозяйственные словари). Поэтому товарищи обратились ко мне с просьбой быть не только соавтором, но и научным редактором восьмиязычника.

Я взялся за это дело, хотя ясно представлял его огромный объем. Словарь имел более 25 тыс. статей. На 8 языках это составляло более 200 тысяч терминов. Следует добавить, что название культурных, сорных и дикорастущих растений, вредителей, охотничьих животных, возбудителей болезней и т.п. мы приводили и на латинском языке. В итоге появились два огромных тома - первый собственно русско-иностранный словарь, а второй - указатели к нему.

Можно, конечно, найти в этом огромном словаре и некоторые ошибки. Однако, их немного, я думаю, что ошибочных переводов не более 100-200. Это составляет лишь 0,05-0,I%. Точность, мне кажется достаточная.

Являясь огромным сводом сельскохозяйственных терминов словарь, пожалуй, не совсем удобен для практической переводческой работы с одного языка на другой язык. Но он может служить и на самом деле служит источником терминов при составлении обычных двуязычных словарей. Это надежный справочник по терминологии, в чем я сам убедился, работая позднее над Польско-русским сельскохозяйственным словарем, опубликованном в I973 году.

В I965-69 г.г. я неоднократно выезжал в ГДР, МНР, Польшу, Венгрию, Чехословакию, Болгарию. Я с большой признательностью вспоминаю своих коллег по этой работе, особенно д-ра Э.Плахи (ГДР), т.Грауля (ГДР), проф. К.Стоева (НРБ), проф. К.Обрежану (СPP), уже упомянутых И.Тамаши, А.Шомоша (ВНР) и многих других.

Общение с нашими коллегами из социалистических стран очень много давало как нам, так, мне кажется, и им. Дело заключается не только в обмене по чисто научным вопросам. Знакомясь с работой, знакомились, разумеется, и друг с другом, все лучше понимали - мы их, а они нас.

Социалистическая интеграция шла не только в экономической, но и в духовной сфере. Вероятно, следует несколько подробнее остановиться на посещениях Чехословакии, где я бывал многократно. Впервые я попал в Чехословакию в I958 г. на совещание по свекловодству, которое проводилось в Чехословацком институте сахарной свеклы в Семчице.

Мы поехали вместе с Е.В.Гачинским, пожилым, очень опытным свекловодом. С ним я был знаком еще со времен войны, когда нам пришлось вместе работать по свеклосеянию в Узбекистане.

В Институте в непринужденной товарищеской обстановке мы обсудили вопросы научно-исследовательской работы по свекле. В то время были еще новостью и привлекали всеобщее внимание сорта свеклы с односемянными клубочками, созданные в СССР.

Большой интерес, помнится, вызывали и новые методы ухода, основанные на перекрестной обработки посевов. Было много вопросов, критических замечаний, споров. Характерной была обстановка общей заинтересованности в достижении ценных результатов, стремление помочь друг другу. Чехословацкие и немецкие товарищи подчеркивали большое значение удобрений для повышения урожая сахарной свеклы. Мы это, конечно, понимали и сами, однако недостаточный уровень производства минеральных туков, естественно, очень ограничивал их применение в нашей стране в то время.

Мы посетили полевые опыты Института, селекционные питомники, были в нескольких кооперативах. После совещания, с тогдашним вице-президентом Чехословацкой академии сельскохозяйственный наук т. И.Фолтыном я имел возможность посетить ряд городов Чехословакии.

Мы были в Пльзене, где осмотрели знаменитый пивоваренный завод и дегустировали его действительно чудесную продукцию. Были в Карловых Варах и Марианских Лазнях. Я потом неоднократно бывал в этих городках, однако первое впечатление, как всегда, явилось самым сильным. Очень подкупал удивительный порядок во всех пунктах ЧССР, внимательное отношение к нам, советским людям.

Карловы Вары - международный, очень известный курорт, в те годы сравнительно слабо посещался прежними его постоянными посетителями - представителями крупнокапиталистической верхушки. Европы. Зато было очень много курортников из СССР, Польши, ГДР и других социалистических стран и, конечно, больше всего самих чехов и словаков.

Мы погуляли по улицам, попробовали по глотку воды из всех источников, приобрели кое-какие сувениры. Там были очень интересные предметы, покрытые плотной корочкой минерального осадка бурого железистого цвета. У меня была "железная" роза - натуральный цветок в такой оригинальной упаковке.

Марианские Лазни имеют чудесный парк, помнящий Гете. Этот городок раскинулся попросторнее, чем Карловы Вары, теснящиеся на холмах по небольшим горным рекам.

Посетили мы и Татры. Это невысокие горы, но там много очень красивых видов. В некоторых местах имеются малодоступные скалы, которые, между прочим, широко используются для тренировок горными туристами.

На обратном пути мы осмотрели Прагу. Я много раз бывал в этом городе и он мне очень нравился. Вряд ли еще есть в Европе такая уютная столица, где сочетаются седая старина и современность, кипучая деятельность и спокойная тишина, как в Праге.

Как я скажу ниже, у меня были в Праге и неприятные встречи, но они не могли разрушить моей симпатии к этому милому городу.

Нас принял Президент Чехословацкой академии сельскохозяйственных наук акад. Клечка, его I-й вице-президент Котятко и другие коллеги. Состоялась дружеская беседа. Она была затем продолжена в небольшом ресторане над Влтавой, где я мог еще раз оценить несравненные качества чешского пива.

Между прочим, с Фолтыном мы были в знаменитой пивной "У чаши", с такими деталями описанной Гашеком в "Бравом солдате Швейке". У стойки до сих пор висит портрет Франца-Иосифа, засиженный мухами, а на стенах - отличные иллюстрации к "Бравому солдату".

В последующие годы я несколько раз посещал Карловы Вары для лечения. У меня бывали путевки в санаторий "Империал". Один раз я ездил с супругой. Мы много гуляли по паркам Карловых Вар и по городу, смотрели кино и спектакли, пили в дозированных нормах и в фиксированные сроки карловарскую воду. Чехословацкие врачи и воды источника № 11 мне заметно поправили здоровье.

В 1968 г. в начале октября мне пришлось проводить в Праге Рабочую группу СЭВ по координации научно-исследовательских работ по сельскому и лесному хозяйству. Я был председателем этой Рабочей группы с I965 по I970 гг. и поездка в Чехословакию в это время была запланирована задолго до выезда. Рабочая группа заседала один раз в году, каждый раз в новой стране. На I968 г. приходилась очередь Чехословакии.

Мы приехали в Чехословакию примерно через I,5 месяца после известных событий 2I августа. В стране явно чувствовалась какая-то растерянность. Было видимо не мало таких элементов, для которых ввод союзных войск означал большое разочарование, даже катастрофу.

На улицах мы замечали явно недружелюбные взгляды; особенно со стороны хиппующих дико одетых длинноволосых молодых людей. Они кучами сидели на парапетах мостов, слонялись по улицам. В городе навевали мрачные мысли 2-3 сгоревших дома, где размещались радио и телевидение.

На заседании рабочей группы чехословацкий представитель туманно говорил, что чехословаки "вынуждены", что они "поставлены перед необходимостью" и т.п. Эта речь, на мой взгляд, не была нарочитой и провокационной, но она характеризовала растерянность определенных кругов. Я по мере возможности, не нарушая такта и принятых норм, пришел на помощь и взял руководство в свои руки, и совещание, можно сказать "развивалось нормально".

Не могу не вспомнить с большой благодарностью большую помощь оказанную мне другими делегациями и особенно главой болгарской делегации т. Куня Стоевым.

Он советовался со мной и другими главами делегаций на каждом этапе нашей работы, внес много полезных предложений.

Видя нашу обиду на недостаточно внимательное отношение чешских товарищей, Куня Стоев подарил нам прекрасное стихотворение о Советском Союзе, написанное болгарским поэтом Орлановым. Оно было нам очень приятно выражением любви к нашей Родине и в какой-то мере действительно утешило.

Я потом послал стихотворение в "Литературную газету", где его напечатали в неплохом переводе. Наш комментарий редакции, видимо, не понравился, и она его замолчала. Впрочем, я много раз убеждался впоследствии, что редакция "Литературной газеты" по отношению к своим корреспондентам и авторам ведет себя крайне неуважительно.

Во время пребывания в Чехословакии произошел довольно прискорбный инцидент, носивший явно провокационный характер. После окончания работы совещания предстояло провести традиционную поездку по городу. Я уже неоднократно бывал в таких поездках, но учитывая общую напряженность обстановки решил поехать. Председатель, как мне казалось, и здесь должен быть на своем посту.

Около гостиницы остановился большой автобус туристической организации "Чедок". Мы заняли места - советские делегаты, болгары, поляки, румыны, венгры, немцы. В автобусе появился развязный молодой человек, назвавший себя экскурсоводом Жиготски.

Едва автобус тронулся он начал излагать какие-то антисоветские идеи. Сначала я, откровенно говоря, просто не верил своим ушам. Однако, очень скоро мне стало совершенно очевидно, что этот "спектакль" нужно кончать.

Совершенно понятно, что и в нашей стране имеется большое количество недостатков, заслуживающих жесткой критики. Мы и не стесняемся эту критику применять. Но кажется совершенно недопустимым самому ругать родную страну за её рубежами, да и другим этого позволять не следует.

Я потребовал, чтобы шофер автобуса подъехал к тротуару и остановился. Я во всеуслышание заявил, что советская делегация не будет слушать антисоветские выходки экскурсовода, которые оскорбляют и другие страны социалистического содружества. Советская делегация покидает автобус. Мы вышли, а за нами, сказав Жиготскому от себя по паре "теплых слов", вышли и другие делегации.

Я тут же связался с Посольством. За мной пришла машина, и я мог лично рассказать все советнику т. Прасолову. Он одобрил мои действия.

К научным работникам мы, конечно, не имели никаких претензий. Я так и сказал нашим чешским коллегам по СЭВ'у, когда они зашли ко мне с извинениями. Однако, когда с той же целью пришла группа работников "Чедока" я сказал им, что их работник оскорбил не только меня, но и все другие делегации. Пусть они и извиняются перед всеми.

Вскоре пришли автобусы, чтобы отвезти нас на подписание документов совещания и на прощальный ужин. Чедоковцы вошли в автобус и принесли извинения.

В I965 г. мне пришлось посетить ФРГ с группой экспертов Европейской Экономической комиссии ООН. Ехал я, да и другие мои товарищи со смешанным чувством. Если ГДР являлась для нас новой Германией, Германией социалистической, то ФРГ олицетворяла старую Германию, нацистскую Германию, которая лишь перекрасилась, но по существу не изменилась.

Кое-какие элементы, ставшие затем характерными для ФРГ, мы могли видеть уже в I945-46 г.г. в западных секторах Берлина. На Курфюстендамм уже тогда, среди развалин начали появляться мелкие, затем все укрупнявшиеся магазины, шныряли различного вида, но одинакового нрава торговые "люди", торговавшие всем, что только имело какую-то ценность. В подворотнях в ожидании американских сержантов стояли девицы, поведение которых было не только легким, но точнее сказать сверхлегчайшпм - 2-3 доллара за визит ...

Я был главой делегации. В ее состав входили В.И.Шемпель (Белоруссия)„ В.А.Тонкаль (Украина), Ю.А.Топтыгин, Т.А.Коваль.

Цель поездки - ознакомление с туковой промышленностью и делом применения удобрений в ФРГ. Всего было человек 40-50 экспертов - из всех стран европейской "двадцатки".

В Берлине мы пересели на почти пустой ганноверский поезд. Была ночь, мы сели на жестковатые скамейки и ехали в полудремотном состоянии. Но вот ст. Хельштедт - граница ГДР и ФРГ. Из окна вагона была видна плохо освещенная станция. У дверей комендатуры сидел полный молодой негр, курил и равнодушно смотрел на поезд.

В вагон вошел средних лет немец, видимо пограничник. Он спросил паспорта. Увидев визы ООН, кисловато улыбнулся и пришлепнул небольшой штампик. Все делал очень официально, очень просто и без любопытства.

В Ганновере мы пересели на гамбургский поезд. Было часа три ночи. Спать уже не хотелось, хотя вагон был также пуст и никто не мешал бы развалиться на любой скамейке. Я нашел на одном сидении детективный роман на немецком языке "Рандеву с ручной гранатой" и от скуки читал его по-русски моим спутникам.

Скоро рассвело. Мы ехали среди заводов и полей западной Германии. Очень большие заводы, очень мелкие фермы. Поезд с грохотом проносился по многочисленным мостам через реки и каналы. Несмотря на раннее время, навстречу поезду по дорогам, параллельным железной, на работу ехали рабочие на велосипедах, мотоциклах, мелких автомашинах, часто очень древних по своему виду. Скоро мы переехали Эльбу или какие-то каналы, на горизонте в дымке виднелось море. Гамбург.

В соответствие с приглашением, в Гамбурге мы должны были найти один отель, где собирались участники ознакомительной поездки. Найти его оказалось нетрудно, даже при моем скромном знании разговорного немецкого языка.

Мы попали в пестрое общество - немцев, французов, голландцев, чехов, болгар и др. K нам "прицепили" в качестве переводчицы миловидную студентку русского факультета какого-то педагогического вуза. Она была, возможно, и неплохой девушкой, но почему-то хотела показать, что русского языка не знала. Довольно странное поведение для переводчицы. Мы понимали, что ее главное задание видимо не переводы, а наблюдение за нами. В ее незнание русского языка верили слабо и держали себя соответственно.

Более симпатичным нам казался голландец Ниссинк. Он известен как ученый, владеет десятком языков свободно, неплохо изъясняется по-русски. К нам он проявлял неназойливый интерес, конечно, мы больше спрашивали, чем рассказывали.

По вопросам Ниссинка можно было понять, что он искренне стремиться разобраться в основах нашего строя. Приятна была его непредубежденность, желание ухватить главное, не дать отвлечь себя второстепенными деталями, на которые так падки многие иностранцы, беседующие о советской жизни.

Я много встречал таких как Ниссинк западных интеллигентов. Они - не коммунисты, но им не нравится капитализм. Они искренне хотят найти для себя правильную позицию в том размежевании, которым характеризуется наша эпоха.

У нас быстро составилась своя социалистическая компания - мы, болгары, чехи. Несколько в стороне держались югославы. Издалека, но отнюдь не враждебно на нас поглядывали албанцы. Они были в жалком положении - от нас отстали, а к "западникам" не пристали.

В Гамбурге мы всей группой посетили знаменитый гамбургский порт. Я бывал в Ленинградском и Нью-йоркском портах. Гамбургский мне показался еще больше.

ФРГ продает много туков за границу. Мы видели как тысячи мешков с хлористым калием, нитрофосками, мочевиной грузились в многочисленные корабли. Здесь же разгружались другие суда с кофе, какао, пряностями, рудой и т.п.

Осталось впечатление четкой организации труда и быстроты всех операций по погрузке и разгрузке. Мы ездили на катере, ловко лавировавшем среди кораблей и причалов.

На другой день нас посадили в огромные комфортабельные автобусы, и мы поехали в многодневный рейс по ФРГ. Он начался в Гамбурге, кончился в Мюнхене. Но мы были и южнее Мюнхена в небольшом городке Ландсберге.

Вряд ли следует описывать весь наш маршрут. Германия не впечатляет огромным разнообразием природных условий, архитектуры, форм хозяйства.

Мы видели много крупных химических заводов, в частности, завод фирмы Байер на Рейне и др. Нас вежливо принимали специально подготовленные люди, угощали обильными, но невкусными обедами, мы слушали и произносили дежурные речи.

В цеха нас, как правило, не пускали, а в лаборатории - тем более. Зато мы видели огромные склады готовой продукции и другие малоинтересные вещи.

В Людвигсхафене меня почему-то поразил Рейн. Среди заводов, в гранитных и бетонных набережных течет красивая, мощная, но мертвая река. Даже вода в ней кажется прокрашенной чем-то черным.

Мы видели несколько научных учреждений, в том числе Геттингенский университет, опытную станцию Химического концерна. Я слушал объяснения, читал этикетки на опытных делянках и в вегетационных павильонах и нигде, несмотря на все желание, не мог найти ничего такого, чего бы я не знал.

Опытные поля - очень ухоженные, без единого сорняка, Геометрически ровные квадраты и прямоугольники, идеально ровный рельеф. Высокая культура опытной работы, но вот идей новых - маловато или вовсе нет.

В вегетационных домиках много опытов с привозными тропическими почвами. "Мы подбираем компоненты для сложных удобрений, которые пойдут на экспорт в Африку, южную Америку, юго-восточную Азию" - сказал нам научный работник, проводивший опыты.

Один из моих спутников заметил, что доставка почв в таких количествах из-за океана стоит не дешево. Сопровождавший нас немецкий аспирант улыбнулся: "По сравнению с доходом фирмы от экспорта, это жалкие гроши. Зато, какая реклама. Потребитель знает, что соотношение N: Р : K у нас выбрано специально для их почв".

"ФРГ занята проблемой укрупнения ферм, - объяснял нам в автобусе немецкий сопровождающий. - За последние 10 лет перестало существовать столько-то тысяч нерентабельных мелких ферм".

Я спросил этого господина, а где теперь владельцы этих нерентабельных ферм. Он ответил: "Они получили денежную компенсацию и теперь работают в городе. Они довольны". Видно было, что он четко знает все ответы, и никакие вопросы не застанут его врасплох.

Один из участников, кажется итальянец, спросил меня, а каково отношение к мелкому сельскохозяйственному производству в СССР. Я ответил, что мелкое производство во всем мире осуждено ходом технического прогресса, но капитализм осуществляет укрупнение путем разорения мелких земледельцев, путем мучительным и жестоким, а социализм - путем кооперирования, не лишающим крестьянина собственности, но превращающим ее из частной в общественную. Мы тоже хорошо знали правильные ответы. Возникла небольшая дискуссия, в которой мы отнюдь не чувствовали себя побежденными.

Осмотр разоряющихся или, точнее сказать, разоряемых ферм сильно подкреплял нашу позицию в споре. Даже и довольно крупные по тем местам фермы производят, в общем, жалкое впечатление. Еще очень много тяжелого ручного труда, много иностранных батраков. В общем "спаси нас Боже" от такого сельского хозяйства.

Немец в ГДР уже привык смотреть на советского человека, как на своего друга. В ФРГ, в общем, нет такого отношения. Мне даже как-то трудно объяснить, как они смотрят на нас в целом, как народ. Поэтому я ограничусь лишь отдельными примерами.

На одном заводе, после беседы, хозяева предприятия решили подарить нам по дешевому перочинному ножичку с вензелем фирмы "на память". Пожилой немец с корзинкой ножичков обходил гостей и каждому вручал "презент".

Я рассеянно сунул ножичек в карман и сказал по-русски "спасибо". Немец вдруг оживился и на сносном русском языке объяснил, что он бывший пленный, был в России, строил дорогу. Он сказал даже, что ему было хорошо "русские были со мной и другими немцами гуманны". Я не стал вступать в беседу, и он снова пошел оделять нашу компанию своими ножичками.

В Ландсберге мы проезжали мимо тюрьмы, расположенной на высоком холме. Автобус вдруг приостановился и экскурсовод-немец сказал: "Вот посмотрите, видите вот то окошечко"? Мы посмотрели, увидели окошечко. Наш экскурсовод продолжал "За этим окошечком - камера, где сидел фюрер и писал свой труд "Mein Kampf".

Я даже плюнул от досады, а Ниссинк холодно сказал немцу: "Нас не интересует ваш фюрер. Спасибо русским, что его больше нет". Немец замолчал и отвернулся. Автобус продолжил путь.

В Мюнхене наша ознакомительная поездка завершилась. Предстояло ехать домой. У нас были некоторые осложнения с билетами - нам дома их выдали от Москвы до Гамбурга и обратно, а ехать пришлось от Мюнхена. На вокзале мы сделали небольшую доплату и получили билеты Мюнхен - Берлин. Прямые поезда по этому маршруту ходят не ежедневно и два дня мы просидели в Мюнхене в небольшом дешевом отеле вблизи вокзала.

Погуляли по Мюнхену. Я не видел этого города после войны, может быть он тоже был поврежден при бомбежках, но к моменту нашего приезда никаких внешних следов войны уже не было видно.

Мы посетили несколько магазинов, купили сувениры своим домашним. Разговаривали между собой, разумеется, по-русски, а к немцам я обращался по-немецки.

Наш русский разговор не оставался незамеченным. В одном магазине готового платья к нам обратилась дама средних лет и сказала на очень чистом русском языке, что она рада нас приветствовать как соотечественников и готова оказать нам помощь в подборе нужных вещей.

Из разговора выяснилось, что она была "восточной рабочей" у немцев во время войны, но вышла замуж за немца и на Родину не поехала. Её муж (вероятно, он был намного старше нашей собеседницы) умер, и она унаследовала этот магазин. Дама, видно, была очень расторопная, магазинчик процветал, и о возвращении на Родину она не думала.

Вторая встреча в Мюнхене произошла на улице вблизи пивной лавочки. К нам бодрым шагом подошел сильно пожилой, вернее даже старый, высокий мужчина с отличной выправкой, в зеленой немецкой шляпе с перышком. Он приподнял свою эту шляпу и сказал представляясь: "Казачий есаул имя такой-то. Ребята пожертвуйте на кружку пива". Мы переглянулись. "Как же Вы, есаул, попали сюда и находитесь в таком безрадостном положении, что просите 20 пфеннигов на пиво?".

Есаул, надеясь на подачку, с грацией профессионального алкоголика охотно объяснил, что он служил у генерала Шкуро, возвращаться на Родину не может - "слишком напакостил большевикам, пожалуй, повесят". Здесь получает очень маленькую пенсию, живет в богадельне, одевается в старые вещи, получаемые от благотворителей.

Я спросил у есаула, а не был ли он снова в России с гитлеровцами. Есаул дипломатично промолчал, и это решило дело - на пиво ему не дали.

И первая и второй встреча - встречи с осколками, с людьми, которые потеряли Родину, значит, потеряли все. Этих людей можно, конечно, пожалеть…

В Мюнхене мы были два раза в кино. Как-то совпало, что оба фильма были из области нудизма. Жанр у нас неупотребительный, поэтому любопытный. Однако, фильмы нудные и еще раз идти на них не хочется.

Снова полупустой и очень быстроходный немецкий поезд. Маршрут другой, более южный. Мы в Берлине и на другой день дома.

Летом I966 года Советский Комитет защиты мира организовал поездку в Финляндию группы туристов. Наряду с обычными туристскими делами - посещение достопримечательностей, мы хотели поближе познакомиться с финским народом, поговорить с финскими борцами за мир, выступить на собраниях. Я до этого не бывал в Финляндии, но много слышал об этой нашей соседке.

Группа, созданная Комитетом оказалась довольно пестрой. - наряду с моими сверстниками, пожилыми уже людьми, было много молодежи. Некоторые товарищи уже неоднократно были в поездках, многие были знакомы между собой.

Мы выехали с поездом Москва - Хельсинки поздно вечером, а утром были уже на финляндской границе. Формальности не заняли много времени. Нас встретила группа членов Финского комитета защиты мира во главе с г. Свинхувудом.

Отец г. Свинхувуда был одним из первых премьеров Финляндии после ее отделения от России. Он был крайне антисоветски настроен, ненавидел Россию и еще больше русских большевиков. До сих пор еще реакционные круги Финляндии поклоняются памяти Свинхувуда - старшего. В некоторых местах мы видели его бюсты и памятники.

Свинхувуд-младший не разделял взглядов своего отца. Он отлично понял, что существование Финляндии возможно лишь в дружбе с СССР. Этот умный и образованный человек делает все возможное для укрепления мира между Финляндией и СССР и пользуется поддержкой передовых финнов.

У Свинхувудов есть небольшое именьице - лесной участок (очень небольшой - гектар 20-30), в котором построены дачи, сдаваемые в наем. Здесь же имеется маленькая ферма на 3-4 коровы айрширской породы. Под посевами занято, кажется всего несколько гектаров.

Свинхувуд пригласил нас к себе, познакомил со своей семьей. Мы провели вечер в приятной дружеской обстановке.

В семье Свинхувудов, как и во всех финских семьях настоящий культ бани. За 9 дней я был в бане раз I5, причем в банях хороших - очень чистых и очень горячих. Дело было летом и, напарившись, можно было немедленно окунуться в Сайменское озеро, а то и в Финский залив. В бане и около нее финны пьют пиво. Интересно, что мы ни разу не были ни в кино, ни в театре. Все это заменяла баня.

Наши маршруты проходили только по юго-восточной Финляндии. Мы много поездили по Сайменскому озеру, очень большому с необычно сложной береговой линией. Скорее, это даже не одно озеро, а великое множество небольших озер, соединенных протоками; некоторые из них очень узкие, удивляешься, как через них проходят довольно неуклюжие старинные пароходы. Много очень красивых уголков. Особенно впечатляет местечко Пунка-Харью, где гранитные скалы сочетаются с высокими соснами и красивой береговой линией.

Мне запомнились городки Лаанперанта, Лауритсала, Савонлинна. Мы ночевали один раз в очаровательном курортном городке Миккели на Сайменском озере. Во всех пунктах, иногда 2-3 раза в день мы встречались с финнами. Чаще это были встречи за обедом, на которых выступали финские борцы за мир, иногда местные мэры, представители Демократического союза народа Финляндии и др.

В Финляндии я впервые близко встретился с социал-демократами. Как известно, социал-демократы и их лидер Таннер занимали в недавнем прошлом крайне антисоветскую линию. В I966 г. с проявлением антисоветизма нам встретится не пришлось, хотя некоторые элементы его все еще давали себя чувствовать. Это выражалось в намеках, что СССР "обидел" Финляндию, отобрав у нее Выборг и Петсамо, что проблема Сайменского канала хотя и решается, но не лучшим для финнов способом и т.п.

Впрочем, лица, выражавшие намеками такие мнения, оказывались довольно застенчивыми и когда мы хотели более ясно выяснить, чего же они все-таки хотят, то наши собеседники уходили в сторону, меняли тему беседы.

Социал-демократы сами говорили нам, что они полностью стоят на позициях сохранения капитализма. "Революция - это, прежде всего большие убытки. И в условиях капитализма можно много сделать для рабочего класса" - такой лейтмотив звучал в их выступлениях. Затем перечислялись, сколько построено домов, детских садов и яслей, где открыт рабочий клуб, сколько рабочих и их жен участвуют в хоровых кружках и т.п.

Социал-демократы сохраняют в массе политически малоразвитых, да и вообще не очень развитых в интеллектуальном отношении финских рабочих свой авторитет этими "малыми делами". Они пугают рабочих и крестьян коммунизмом, пользуются оружием клеветы на Советский Союз, которой их в изобилии снабжает западная пропаганда. Но если раньше, во время войны, Таннер и его люди открыто и беззастенчиво клеветали на СССР, то теперь социал-демократам приходиться делать это же самое потоньше, в более завуалированной форме. Очень подробно и большим знанием дела о социал-демократах нам рассказывал финский коммунист, сопровождавший нашу группу от рабочего туристского бюро.

Из более или менее крупных городов, кроме Хельсинки, мы посетили Юваскюлю. По нашим масштабам - это конечно совсем маленький городок, но чистенький, зеленый. В Юваскюле много деревообделочных предприятий и кажется, что весь город пропитан ароматом свежих сосновых стружек.

Хельсинки в центре видимо остались почти такими же, какими были до революции. На площади высится бронзовый памятник Александру II, которого официальная финская историография считает "освободителем" Финляндии, давшему ей довольно либеральную по тем временам конституцию.

В Хельсинки наше внимание обратили также на громадный памятник Маннергейму. Генерал сидит на лошади, имеющей несколько странную удлиненную форму. Я хоть и, не участник, но современник финской войны I940 г. и памятник Маннергейму не поставил бы. Но решать этот вопрос следует, конечно, самому финскому народу.

Тесные связи с СССР в Финляндии заметны на каждом шагу. Много советских машин. В Финляндию идут составы с нашим лесоматериалом (своего в этой лесной стране уже не хватает), многие предприятия, например, картонный комбинат Энсо, который мы посетили, работают в основном на СССР. Экономические связи, конечно, способствуют укреплению и политических связей.

Капитан, он же владелец одного из старинных пароходов, курсирующих по Сайменскому озеру, пригласил нас после рейса к себе домой, выпить по стакану молока. Ему было лет 45, его жене лет 28-30, несколько маленьких белобрысых ребятишек. У него двухэтажный коттедж, вблизи озера, часть комнат, видимо, сдает туристам и отдыхающим.

На стенах развешано оружие - маузер, боевой автомат, портреты Маннергейма и еще каких-то деятелей. Капитан показывал нам свои ордена и медали, полученные за участие в войнах с СССР. "Но это- все в прошлом, - заявил нам хозяин - не только для меня лично - для всей страны". Затем он подумал и сказал: "Меня очень удивило, что русские были к нам так снисходительны. После трагедии Ленинграда мы дрожали от мысли, что вы повторите что-нибудь подобное у нас. Всё же вы действительно гуманные люди!"

Одна из наших спутниц спросила: "Если все в прошлом, зачем Вам это оружие?". Капитан ответил: "Это на память. Но не бойтесь, я не буду учить своих детей им пользоваться".

В окрестностях Хельсинки мы осматривали город Тапиола. В нем очень много действительно хороших новых домов, но на вопрос кому они доступны ясного ответа мы не получили. Финны построили ряд прекрасных больниц, есть интересные общественные здания и даже современные храмы архитектора А. Аарнио, оставляющие сильное впечатление. Много интересных музеев. В одном из них - старом финском крестьянском доме мы были. Неплохо "смотрятся" сады и парки.

В конце I966 года Кубинское Правительство созвало конференцию представителей академий наук социалистических стран. Мне было поручено принять в ней участие от ВАСХНИЛ.

Холодным декабрьским вечером самолет Ту-114 вылетел из Москвы курсом почти прямо на север к Мурманску. Там в условиях полярной ночи мы сделали посадку. Машину заправили и, после непродолжительной стоянки ТУ-114 полетел на запад по заполярью к острову Ян-Майен. Посадки здесь не было. Мы полетели дальше на юго-запад над Датским проливом, вдоль берегов Канады и США к Кубе. На другой день, после обеда мы сели в Гаванском аэропорту.

Переход от заснеженного и морозного Мурманска к жаркой (хотя и зимней) погоде Гаваны был как всегда в таких случаях поразителен, но не очень легок. Голубое небо, горячее тропическое солнце, великолепные королевские пальмы, цветы - воспринимались как чудо. Я уже бывал в тропиках, такие крутые "перемены погоды" были мне уже не в диковинку. Но, тем не менее, было какое-то подсознательное удивление и восхищение -- до чего же богата и разнообразна земля, какая же богатая техника в нашу эпоху!

Меня встретил в аэропорту молодой (лет 40 с чем-нибудь) бородатый, но изящный мужчина в военной форме президент Кубинской академии наук капитан Антонио Нуньес Хименес. Он был очень дружественно настроен, по-товарищески предупредителен и любезен. Он отвез меня в громадную, построенную американцами гостиницу. После революции ее назвали Гавана либре" - "Свободная Гавана". На 19-м этаже мне был предоставлен обширный номер, в котором прежде вероятно останавливались американские богатеи.

Я прилетел один, но за день до меня прибыла делегация Академии Наук СССР, которую возглавлял академик Н.М. Эммануэль. Он - химик, но с каким-то особым, вероятно, онкологическим уклоном. Моложе меня года на четыре, веселый и простой человек. С ним был начальник управления кадров Академии Наук Г.А.Цыпкин и заместитель начальника Иностранного отдела Г.И.Рахманинов. Последнего я потом пригласил на работу в ВАСХНИЛ и мы работали вместе несколько лет.

Поскольку Академия Наук СССР является ведущим научным учреждением в нашей стране, естественно, что Эммануэль стал старшим в нашей советской делегации. Я был, признаться, очень рад такому обороту дела. Это освобождало меня от многих скучных официальных приемов и давало больше времени для поездок по стране. Я посетил и с большой пользой для себя (в частности для книги "Тропическое земледелие", которая тогда готовилась к печати) многие опытные учреждения Кубы.

На конференции обсуждение проходило довольно бурно, особенно когда дело дошло до принятия решения. Как всегда, очень неблаговидную роль играли китайцы. Сомнительной была позиция и некоторых других делегатов. Тем не менее решение было принято в той редакции, которую мы поддерживали.

Ко мне прикрепили как переводчика и для охраны молодого парня Хесуса Фариа Роки. Он носил огромный пистолет, который сильно оттопыривал его пиджак. Впрочем, иногда Роки являлся в военной форме, которая шла ему больше чем гражданская одежда. Прикрепили мне и отличную американскую машину, уже не помню какой марки, но очень модерновую - длинную и низкую.

В течение многих лет Куба была и еще вероятно будет одним из самых "горячих" уголков планеты. Это "примере территорио либре де Америка" - первая свободная территория в Америке. Под боком у Кубы - Флорида, часть США, где никогда не прекращались заговоры против Кубинской революции. Рядом с Кубой - подлинная тюрьма народов - республика Гаити, которой правил в те годы жестокий и тупой доктор ("док") Дювалье, негр с французской фамилией и верный раб североамериканских банкиров.

Иногда обвиняли Фиделя Кастро в диктаторских устремлениях, в отсутствии выборных органов власти, в культе личности и т.п. В этих обвинениях, как мне казалось, много справедливого. Но я все же думаю, что Фидель в основном был прав. Если бы он поступал иначе, едва ли Куба была тем, чем она является - социалистической страной. Надо побывать там, сравнить Кубинскую и вообще латиноамериканскую реальность с европейской, подумать, и тогда, пожалуй, неизбежно придешь к тому выводу, который я высказал.

Я видел, насколько коварны и подлы были методы американских империалистов в отношении Кубы. Когда провалилась провокация у залива Кочинос, американцы стали применять другие методы - прежде всего они пытались обескровить Кубу, в частности, лишить ее интеллигенции. Им помогало в частности то, что Фидель в начале вел такую линию - мы никого не держим насильно - не хочешь строить новую Кубу - уезжай. Очень много инженеров, техников, врачей, педагогов поддались на уговоры американского радио и покинули Кубу. Много уехало и научных работников.

До революции на острове была пусть не очень сильная в теоретическом отношении, но практически довольно деятельная научная организация. Она в основном была укомплектована американцами или американскими выучениками. После революции эта группа научных работников покинула остров.

ВАСХНИЛ приняла на себя шефство над Кубинским институтом по сахарному тростнику. Значение этой культуры для Кубы, этой "сахарницы мира", нет необходимости пояснять.

В I966 г. институт существовал почти что номинально. В нем был директор Франциско Диас Баррейро, опытный специалист по тростнику и его переработке, 2-3 научных работника - патриота с некоторым стажем и опытом работы, а весь, остальной штат состоял из техников - студентов университетов. Нужно было прежде всего дать Институту квалифицированных работников из СССР, которые могли бы начать работу и подготовить специалистов из местных людей.

Я побывал во многих сахарных заводах ("централях"), мне, как свекловоду, было очень интересно познакомиться с агротехникой и переработкой урожая второй крупнейшей сахароносной культурой.

Посещал также плантации, пункты, где велась кое-какая опытная работа, здания, приспособленные под лаборатории, но не имевшие ни одного прибора, ни единой пробирки. Было очевидно, что нужно помочь не только людьми, но и оборудованием. Как улитка везет за собой свой домик, так и наши работники должны были привезти свое оборудование и начать работать на нем.

Забегая вперед, скажу, что все это было сделано. Уже через два-три месяца после возвращения в СССР удалось организовать группу примерно в 20 молодых, но уже достаточно опытных научных работников, в основном кандидатов наук. Они начали усиленно и успешно изучать испанский язык, слушали лекции по сахарному тростнику и другим тропическим культурам, которые читали люди (в том числе и я) уже побывавшие на Кубе и вообще в тропиках.

Затем почти вся группа (I5 научных работников) с необходимым оборудованием выехала на Кубу. Среди них были выдающиеся молодые почвоведы Л.Л.Шишов и его супруга, агрохимики Карандашов и Собачкин, агрофизик Агафонов и др. Мне пришлось консультировать их программы. По вопросам, мне недостаточно знакомым, привлекались другие специалисты. После года - полутора специалисты менялись, причем в основном обеспечивалась преемственность в работе.

Кубинцы высоко оценили бескорыстную и эффективную помощь наших товарищей. Они благодарили нас за их труд и больше всего за работу по подготовке кадров молодых кубинских научных работников. Франсиско Диас Баррейро был избран иностранным членом ВАСХНИЛ. Меня кубинские товарищи избрали почетным членом Института сахарного тростника, что я считаю для себя большой честью.

Будучи на Кубе, я посетил полуостров Барадеро, где находилась вилла крупного американского миллиардера, владельца гигантской химической корпорации Дюпона.

Представьте себе великолепный, хорошо ухоженный тропический парк с двух, а на окончании полуострова и с трех сторон окруженный прекрасным синим морем. У моря стоит белый двухэтажный дом, довольно простой архитектуры. Но архитектура добротная - высота потолков метров 5, на второй этаж, кроме лестницы ведет отлично отлаженный совершенно бесшумный лифт.

Комнаты имеют темные деревянные стены и потолки с белыми мраморными панелями. Отличная мебель, на стенах - немного очень хороших картин знаменитых мастеров. Два рояля отличной немецкой работы. На собственном причале раньше стояла яхта, стоимость которой выражалась цифрой со многими нулями.

Глядя на это богатство, очень легко понять причину антагонизма кубинского народа и американских «хозяев жизни». Они менее всего, конечно, предполагали, что в этой вилле будет размещаться дом отдыха кубинской бедноты.

Но произошла "экспроприация экспроприаторов" и им осталось только щелкать зубами и глотать горькую слюну ненависти.

Между прочим, перед виллой Дюпона, запирая въезд на полуостров Барадеро, находилось поместье Батисты. Местный холуй стерег покой подлинных хозяев Кубы.

Была и разница в архитектурном и художественном исполнении поместий. У Дюпона все выполнено очень добротно, даже строго: архитектору, который строил виллу, декораторам, художникам, которые ее отделывали и даже садовникам никак нельзя отказать во вкусе. Иное дело вилла "гориллы". Много нелепой, выставленной на показ, роскоши, полное отсутствие скромности и художественного баланса.

На Кубе приятно было наблюдать национальное и расовое равноправие. На сахарных заводах, а я посетил их несколько, много директоров - негров. Это потомки рабов, гнувших всю жизнь спину на плантациях. Почти повсеместно, вблизи заводов еще висят большие черные колокола, звон которых когда-то собирал рабов на плантации. Встречали меня и других советских людей очень дружелюбно. Простой народ понимает, кто его друзья.

Нам не довелось встречаться с Фиделем - видели его только издали. Но президент Кубы Освальдо Дортикос принял нас, мы имели с ним беседу.

Нас водили на разные, впрочем, довольно примитивные развлечения, кормили в дорогих ресторанах. Последнее, откровенно говоря, не очень было приятно. На Кубе явно чувствовался недостаток продовольствия и сильный товарный голод.

Я увез с Кубы симпатию к замечательному кубинскому народу, к красивому испанскому языку, Мне часто вспоминается мягкий шум прибоя у берегов, где когда-то стояли каравеллы Колумба.

В 1967 г. мне пришлось побывать в Англии.

С самого молодого возраста воображение многих наших современников нередко занимала Англия. "Англичанин - мудрец" представлялся нам очень умелым и, вместе с тем, пронырливым человеком. Туманный Лондон вставал в воображении по романам Диккенса. Владычица морей, крупнейшая (в свое время) колониальная и промышленная держава не могла не интересовать.

В Англию я приехал довольно поздно, после того как побывал во многих странах, в том числе, в США, во Франции и др.

Мы - я и еще два советских работника, прилетели в Лондонский аэропорт на советском самолете. Хотя мы летели с официальной миссией - заключить соглашение о сотрудничестве в области сельскохозяйственной науки - нас никто из англичан не встречал. Встретил нас на своем личном автомобиле только советник по сельскому хозяйству нашего посольства т. И.А. Гавва.

Он был в Англии недавно, всего несколько месяцев, но прилично владел английским языком, отлично ориентировался в сумасшедшем Лондонском движении с его трудной для нас особенностью - ездой по левой стороне улицы.

Гавва отвез нас в небольшую гостиницу на улице, примыкавшей к знаменитому Гайд-парку.

Я думаю, что эта гостиница существует никак не менее ста лет, а вероятно, больше. Занимает она не весь дом, а какую-то его часть по вертикали. Нельзя понять принципа, по которому комнатам присвоены номера. Они находятся на разных уровнях, самого различного размера, с душами в середине номера за желтой клеенчатой занавеской. Но, безусловно, чистая, довольно хорошая кровать со стареньким, но аккуратно заштопанным бельем.

Конечно, эта небогатая гостиница, а не роскошный отель, но рассказывали, что таких маленьких гостиниц в Лондоне чуть ли не тысячи. Гостиница была удобна близостью к Посольству и к Гайд-парку.

В посольстве нас очень дружелюбно встретил посол Смирновский. Мы встречались с ним в США в 1960 г., где он тогда исполнял обязанности посла и также принимал нас.

По вечерам мы втроем гуляли по Гайд-парку. Он занимает большую площадь. Очень хороши зеленые лужайки (по газонам здесь можно ходить) и огромные деревья с тенистыми кронами. На траве сидят и лежат лондонцы, в том числе, и некоторые пары в довольно тесном контакте. Так лежать не считается неприличным, но обращать на них внимание - это уже дурной тон.

В больших прудах дети старшего возраста, да и многие взрослые проводили своеобразное соревнование моделей парусных лодок. У нас мы этого никогда не видели и смотрели с большим интересом.

Посетили мы и тот угол Гайд-парка, где ежедневно проходят всякие митинги. При нас там выступал какой-то молодой негр. Он горячо говорил что-то в пользу равноправия негров в Британии. Десятка два человек слушали. Аудитория не была стабильной - одни уходили, другие приходили, а негр все говорил и говорил.

Другой раз мы увидели там демонстрацию деятелей IV Интернационала. Шла колонна человек в 200-300 со знаменами, транспарантами. Несли портреты Ленина, Троцкого и еще каких-то "деятелей". Нам было любопытно видеть портреты Ленина в руках этих людей, да еще вперемешку с портретами Троцкого.

На переговорах в Министерстве сельского хозяйства моим коллегой был м-р Чепмен. Видимо он раньше был военным. Я сужу об этом по его блестящей выправке и отличным усам. М-р Чепмен являл собой тот тип англичанина, который можно уважать за нелюбовь к праздной болтовне, точность, вежливость, известную даже «отточенность» в жестах.

Мы хорошо подготовились к переговорам, привезли с собой все проекты соглашений на русском и английском языках и за полтора дня закончили всю официальную часть.

В воскресенье ездили в Ботанический сад Кью на окраине Лондона. Я видел много ботанических садов, но не могу не отметить особо Кью, как самый лучший из всех виденных. Здесь огромные теплицы с богатейшей тропической растительностью, громадные коллекции дикорастущих растений, исключительно богатый гербарий.

Достопримечательностью Кью являются рододендроны. Они образуют целые длинные аллеи, разбросаны красивыми картинами в разных местах сада. В мае, когда мы там были, происходило массовое цветение рододендронов. Можно было только подивиться богатейшему разнообразию расцветок - белых, розовых, сиреневых и других.

На одной из аллей сада стоит небольшой домик, построенный на средства богатой леди, фамилию которой я, к сожалению, забыл. Весь домик заполнен сделанными ею рисунками растений. Она объехала чуть ли не весь мир и везде с натуры с подлинной научной документальностью рисовала растения.

В те времена еще не было цветной фотографии и, поэтому, рисунки этой художницы имели, конечно, немаловажное значение для ботаники. Леди оставила книжку "Повесть о счастливой жизни", где она описывает свои путешествия. Служитель музея, которому мы дали по шиллингу, рассказал нам кратко биографию леди и сказал в заключение: "Видимо, и оставаясь старой девой, можно быть счастливой". Мы поняли это как несколько тяжеловесную английскую шутку.

Очень интересной была поездка в г. Харпенден, где находится старейшая в мире Ротамстедская опытная станция, созданная в сороковых годах прошлого века. Нас очень любезно встретил директор станции Боуден, у которого мы обедали.

В сопровождении крупнейшего английского агрохимика Кука и ряда других коллег мы объехали основные опыты этой станции, в том числе, знаменитые опыты по систематическому применению удобрений.

Об этих опытах есть огромная литература. Ими очень интересовался Д.Н. Прянишников. Он упоминал многократно о них в своих книгах и лекциях. Понятно, с каким вниманием я осматривал эти опыты и боюсь, что надоел Куку вопросами, касавшимися различных деталей их проведения.

Ротамстедская опытная станция называется станцией только по традиции. Фактически это очень крупный, отлично оборудованный научно-исследовательский институт широкого профиля. В нем работали уже в последние годы наши аспиранты, в том числе, например, Б. Плешков. Они, несомненно, многое почерпнули из этого учреждения.

Мы посетили также Научный институт луговодства, размещенный в окрестностях Лондона. Он намного меньше Ротамстедской станции, но тоже хорошо оборудован. Здесь проводят интересные опыты по луговодству, кормлению, приготовлению травяной муки и другим вопросам.

В свободное время нам удалось немного посмотреть Лондон. Между прочим, такие знаменитые лондонские здания, как Виндзорский замок, Букингемский дворец и многие другие, в натуре не кажутся такими величественными, как представлялось в рисунках и на фотографиях. Я даже не пойму в чем тут дело. Может быть, мы настолько привыкли к высотным зданиям, что все невысотные уже не производят впечатления?

Кстати, и о Темзе у меня было представление как о могучей реке, не меньше Невы. Однако, это далеко не Нева. В Кью мы вышли на берег Темзы в том месте, где происходят знаменитые регаты. Я не поверил, что это Темза. Перед нами была неширокая, правда, довольно полноводная речка

Мое знакомство с Англией было кратким. Однако по массе впечатлений на один день пребывания эта поездка занимает, наверное, одно из первых мест.

У меня было несколько поездок в Швейцарию, связанных с участием в работе группы экспертов Европейской экономической комиссии ООН и Международного центра по минеральным удобрениям.

Швейцария - очень своеобразная страна. Почти целиком она занята Альпами. Высокие горы со снежными вершинами чередуются с горными лугами. Это страна красивых видов, отличных - швицких и симментальских коров и очень дорогих курортов.

Но в Швейцарии есть и промышленность, причем, очень квалифицированная. Здесь издревле делали часы, которые считались лучшими в мире. Теперь рядом с часовой возникла и серьезная приборостроительная промышленность, химия (знаменитая фирма по пестицидам Сиба-Гейги), точное машиностроение и др.

Интересно, что производственные мощности швейцарской промышленности значительно превышают национальные ресурсы рабочей силы. Это дает возможность швейцарским предпринимателям широко использовать иностранных рабочих. Делается это очень искусно и позволяет правящему классу Швейцарии перекладывать на иностранных рабочих тяготы кризисов и заминок, которые и в наше время являются обычными в развитых странах.

Я побывал кроме Женевы еще в Лозанне, Верне, Интерлахене, многих мелких городках вокруг Женевского озера, в Цюрихе. Что мне понравилось - это отсутствие какой-либо вражды между тремя национальностями (немецкой, французской и итальянской) Швейцарского союза.

Заседания экспертной группы ЕЭК проходили в большом, но невысоком дворце наций. Этот дворец, окруженный хорошим садом, принадлежал еще Лиге Наций. В нем очень много залов различного размера, но одинаково хорошо оборудованных.

Как эксперты мы имели прямое отношение к чиновнику ООН, занимавшемуся сельским хозяйством. В начале на этой должности был американский еврей Шапиро, очень обходительный и ловкий человек. Но, конечно, он был предан не так ООН,
как своим настоящим хозяевам-американцам. Выслужив солидную ООНовскую пенсию, Шапиро покинул свой пост и на этой должности оказался югослав, бывший, якобы, партизанский генерал.

Я видел свою задачу в том, чтобы активно воздействовать на работу комиссии и не допускать в ней какой-либо и представителей дискриминации советских представителей других социалистических стран.

На одном из первых заседаний один из докладчиков, говоря о ГДР, все время называл её "советская зона оккупации Германии". Я каждый раз прерывал его и поправлял. Это повторилось раз пять, но больше уже никто не рисковал на такие выходки. На одной из сессий экспертной группы вице-председателем был я, а председателем - известный английский агрохимик КУК, о котором я уже упоминал. На следующем заседании мне уж неудобно было снова занимать руководящее положение. Я выдвинул в качестве председателя Джурдже Еленича /СФРЮ/, а вице-председателем избрали представителя Эйре Уола.

Заседания экспертной комиссии проходили довольно оживленно. Мы заслушивали много интересных докладов по разнообразным вопросам агрохимии. Очень горячо обсуждался, в частности, вопрос о влиянии удобрений на загрязнение среды.

Я выступил с аргументированной речью, в которой доказывал, что удобрения при правильном их использовании не только не загрязняют среду, но, наоборот, способствуют её очищению. Коллеги наградили меня аплодисментами. Среди агрохимиков не было полузнаек, которым все время загрязнения чудятся не там, где они есть на самом деле.

Участие в работе Экспертной группы Европейской экономической Комиссии позволяло нам быть в курсе дела химизации сельского хозяйства практически во всем мире.

Второй организацией, которая по существу выполняла ту же задачу, являлся Международный Центр по минеральным удобрениям (МЦМУ). Однако, в отличие от ЕЭК, это была не правительственная организация.

В МЦМУ входили главным образом европейские страны. В ней были солидно представлены Франция, Италия, Испания, ФРГ, европейские социалистические страны, Англия, Дания, Бельгия, Нидерланды, Австрия и др. США принимали относительно мало участия, но все же были представлены в МЦМУ. Из внеевропейских стран принимал участие Израиль, изредка появлялись больше в качестве наблюдателей представители некоторых африканских и латиноамериканских государств.

Впервые я принял участие в Мировом конгрессе по удобрениям, который проводил МЦМУ в I96I году в г. Опатия (СФРЮ). На конгрессе я и другие советские участники выступили с краткими докладами.

Мы познакомились с этой организацией и, по возвращении домой, я выступил перед руководством Министерства сельского хозяйства с предложением о вступлении нашей страны в МЦМУ.

Я был вместе с профессором А.В. Петербургским избран членами ЦК МЦМУ. Неоднократно принимал участие в ассамблее и заседаниях Центрального комитета, проходивших, главным образом, в Швейцарии. Затем меня избрали вице-президентом МЦМУ.

В I972 г. на УП конгрессе МЦМУ (в г. Бадене близ Вены) я снова выступал с докладом по вопросам агрохимии. На ассамблее Центра бывшей перед Конгрессом я был переизбран вице-президентом. В состав Центрального комитета мне удалось ввести советских агрохимиков - тогдашнего директора ВИУА Д.А. Коренькова и начальника главка химизации сельского хозяйства СССР А.М. Артюшина.

Пребывание на конгрессе в Австрии дало нам возможность немного познакомиться с этой страной. Правда, времени для поездок было мало, мы могли посетить только один химический завод. Но в Вене мы осмотрели знаменитый замок австрийских императоров Шеннбрун, познакомились со знаменитым Пратером, проехали по Рингу. Почему-то вспоминались венские оперетты и вальсы, хотя нам ни разу не удалось попасть в театр. Дважды были в кино, но там показывали картины, которые можно отнести только к "антиискусству".

Возвращаясь к Международному Центру, следует отметить, что советская агрохимия пользовалась большим авторитетом в МЦМУ. Скажу прямо, что к нашему голосу очень прислушивались. Я не думаю, что мы сами были уж какими-то большими знатоками. Наш авторитет был авторитетом промышленного гиганта, в очень короткие исторические сроки колоссально увеличившей объем производства и применения удобрений.

На ассамблеях МЦМУ бывали очень оживленные споры. На одной из ассамблей, проходившей в Бухаресте, стоял вопрос о перспективах мирового производства и применении удобрений.

Некто Кинтанилья, чиновник Испанского министерства сельского хозяйства, выступал с докладом по этому вопросу. Доклад не был первым. Уже были заслушаны выступления ряда делегатов по другим вопросам. Выступал и я на французском языке.

И вдруг, вслушиваясь в доклад Кинтанилья (он выступал по-французски) я уловил какие-то нелепости по поводу нашей страны. Письменного доклада не раздавали, но я попросил его посмотреть. Кроме того, я стал еще внимательнее вслушиваться в речь испанца и разглядывать эпидиоскопические диаграммы, которые он демонстрировал.

Для меня стало ясно, что Кинтанилья очень занизил объем применения минеральных удобрений как действительного в нашей стране, так и особенно его перспективы. Было ясно, что проходить мимо этого нельзя. Делегаты ассамблеи должны были знать действительное положение вещей. Значит, надо было выступить, причем, немедленно.

Я знаю немецкий язык лучше, чем французский. Воспользовавшись перерывом, я написал по-немецки свое краткое выступление и сразу после окончания перерыва "всыпал" Кинтанильи.

Зал оживился, и вопросы полились рекой. Я их понимал, но их было так много, что подготовить ответы на любом иностранном языке не было времени. Я давай отвечать по-русски. Спасибо какому-то румыну. Он с лету переводил меня на французский. Потом коллеги шутили: "А Вы, оказывается, и русский знаете".

Вся беда была в том, что русский язык не был официальным языком Центра. Для этого нам пришлось бы существенно увеличить взнос в МЦМУ, а наше экономное Министерство так и не решилось этого сделать.

В апреле I973 г. я снова был в Цюрихе на заседании Центрального комитета МЦМУ. По нашему предложению было принято решение о проведении очередного УШ Мирового Конгресса по удобрениям в нашей стране.

            Одним из самых интересных и поучительных путешествий, которые мне пришлось совершить, была поездка в Австралию на 9-й Международный почвенный конгресс. Пожалуй, интересен был не сам конгресс, а экскурсия по Австралии, которой он завершился.

Я выехал в качестве научного туриста в составе большой группы советских ученых - почвоведов и агрохимиков. Во главе группы стояли академик И.П.Герасимов и член-корр. АН СССР В.А.Ковда. Кроме того, выехали директор Почвенного института имени В.В.Докучаева член-корр. ВАСХНИЛ В.B.Егоров, известные почвоведы - из Украины Н.К.Крупский, из Грузии Дараселия, из Азербайджана - Алиев и др. Институт географии АН СССР представлял Л.Фридлянд, несколько своеобразный, но бесспорно талантливый почвовед-географ.

Мы вылетели самолетом Аэрофлота уже известным мне путем на Джакарту. Но наш маршрут на этот раз был иной. Из Ташкента мы полетели не в Дели, как летали раньше, а в Карачи, крупный город и бывшую столицу Пакистана.

В Карачи мы были поздно вечером, но тропики почувствовали сразу. Было удушливо жарко. Лишь изредка аэропорт достигало влажное дыхание бриза с Аравийского моря. Нас отвели в некрасивое, напоминающее сарай, здание аэровокзала. В нем было неуютно, темновато, но было одно большое преимущество - кондиционер. Мы выпили по бокалу апельсинового сока со льдом, посовещались о дальнейшем пути. Часа через I,5-2 наш самолет полетел дальше, курсом на Коломбо.

Мы сели на аэродром, довольно далеко от столицы Цейлона (ныне – Шри Ланка). Вокруг аэродрома повсюду видны были кокосовые пальмы. Казалось, они только что ушли с огромного аэродромного поля и того и гляди прибегут обратно. Пальмы окружали маленькое здание аэровокзала. Аэродром был пустынен. Кроме нашего самолета на нем стоял только один огромный четырехмоторный самолет какой-то французской авиакомпании. Впрочем, и он вскоре улетел.

После часовой остановки мы полетели над обширными кокосовыми и чайными плантациями Цейлона. Я часто вспоминаю с тех пор этот зеленый остров, покрытый пышной тропической растительностью, и окружающее его голубое, переливающееся разными оттенками теплое море.

Наш путь лежал на Джакарту. Говоря о поездках в Индонезию, я уже упоминал о том, что нам пришлось двое суток пробыть на Яве. Писал и о впечатлениях, которые в эту вторую поездку произвела на меня Джакарта и вся эта несчастливая страна.

Из Джакарты громадным, но почти пустым самолетом Малайской авиакомпании мы полетели в Сидней. Вылет был ночной. Я лег сразу на три сидения и крепко задремал. Рассвет застал меня уже у побережья Австралии. С большой высоты трудно быть уверенным, но мне кажется, что мы летели над Большим Барьерным Рифом. Море, казалось, кипело с левого борта нашей машины. А справа тянулись низкие желтые берега, на которых не удавалось видеть ни построек, ни деревьев.

И вот мы в Сиднее. О городе никаких впечатлений. С одного самолета сразу же на другой - в Аделаиду, центр провинции Южная Австралия, где происходил конгресс.

Организаторы Конгресса - австралийские почвоведы встретили нас со сдержанной приветливостью. Из-за ожидания в Джакарте мы опоздали к открытию, но насколько я понимаю это не вызвало никаких осложнений в нашей деятельности на Конгрессе.

Мы поселились на узкой и оживленной улице в центре города, в небольшой и далеко не первоклассной гостинице, которую содержал молодой арендатор - грек по национальности.

С нами он ругал "черных полковников", в другом обществе видимо хвалил их, вообще произвел на меня впечатление человека, оборотистого до жульничества.

Номера были неважные, был в комнате электрический обогреватель, который вместе с двойным одеялом позволял нормально спать. Завтракали и ужинали мы за так называемым "шведским столом". В ресторане гостиницы на столах стояли разные довольно разнообразные блюда - подходи, и клади себе столько, сколько и чего хочешь. Напитки за отдельную плату.

Обслуживала нас женщина средних лет - украинка, которая была замужем за перемещенным лицом, поляком по национальности. Она говорила, что очень бы хотела съездить на Родину, хотя бы на недельку, но ее материальные возможности не позволяли это сделать. По заказу наших туристов она готовила хорошие украинские борщи, галушки и другие национальные блюда.

На конгрессе я не выступал с докладом, и роль моя сводилась к прослушиванию довольно многочисленных докладов и научных сообщений в комиссии по плодородию почвы. Официальными языками Конгресса были английский, немецкий и французский.

Я слушал немецкие переводы. Моих знаний языка хватало для достаточно полного уяснения сути докладов. Следует сказать, что переводчики, не являясь специалистами в почвоведении и агрономии, переводили более чем посредственно, вернее плохо. Один немецкий коллега пожаловался мне, что он тоже понимает не больше чем на 70%. В ряде случаев он обращался ко мне за разъяснениями.

На заседаниях Конгресса очень хорошо была организована демонстрация, главным образом слайдов и разного рода графиков через соответствующую проекционную аппаратуру.

Обедали мы в столовой Аделаидского университета, в котором проходили заседания Конгресса. Столовая недорогая, студенческого типа, на основе самообслуживания, но пища очень доброкачественная, вкусная и разнообразная. В столовой продолжались споры и обсуждение отдельных сообщений.

Из числа более общих вопросов, имевших не только чисто научную, но в какой-то степени и политическую окраску явился вопрос о классификации и номенклатуре почв.

В мировом почвоведении со времен Докучаева и Сибирцева установилась в основном русская классификация и номенклатура почв. Термины подзол, чернозем, солонец, солодь и т.п. уже давно стали международными. После работ основоположников почвоведения, много сделали для распространения и дальнейшего обоснования русской классификационной схемы К.Д.Глинка, К.К.Гедройц и ряд других виднейших почвоведов первой трети текущего столетия.

Однако, в дальнейшем эти работы были ослаблены. Они попали в руки второстепенных людей, которые по существу не развивали, а лишь повторяли с разными малозначимыми дополнениями и нюансами, высказанное ранее.

Это дало возможность группе американских почвоведов выступить со своими схемами классификации и терминологией. Черноземы и подзолы начали заменять феррисоли, вертисоли и др. Сам я не принимал участия в этой дискуссии. До меня доходили только мнения некоторых её участников. Я думаю, что деятели нашего теоретического почвоведения все же не сделали из обсуждения на 9-м конгрессе нужных выводов и что на очередном 10-м конгрессе их положение может оказаться еще сложнее.

Конгресс вызвал много мыслей и сопоставлений по большому кругу специальных вопросов. Применительно к вопросам плодородия, которыми я непосредственно занимаюсь, я не мог бы отметить каких-то особенно выдающихся исследований за рубежом. Однако было много любопытных докладов по отдельным узким вопросам. Сообщения советских участников вызвали интерес делегатов, но, к сожалению, многие выступали на очень плохом английском языке и вероятно не были полностью поняты.

В Аделаиде мы посетили местный филиал Австрало-Советского общества. Сначала были в офисе этого общества, где-то на высоком этаже большого дома, сплошь занятого разными очень многочисленными общественными организациями и фирмами. Беседовали, обменялись сувенирами. Затем были на семейном вечере одного из руководителей общества, где собралось человек 50. Один из руководителей общества выезжал в ближайшее время в СССР и расспрашивал о нашей стране.

Было взаимно высказано много хороших пожеланий. Почему-то запомнилось замечание одного из членов общества, пожилого австралийца: "Я потому состою в этом обществе, что люблю свою страну. Мы, наше общество, пусть небольшой, но все же камешек на пути к развязыванию новой войны. Чем больше будет таких камешков, тем труднее путь развязывания войны, которая может принести нашей стране неисчислимые несчастья".

Гуляя по Аделаиде, мы чувствовали доброжелательность и интерес австралийцев. Хорошо к нам относились и австралийские ученые. Впрочем, я не могу назвать ни одного, хотя бы самого незначительного факта какого-либо недоброжелательства по отношению к нам и со стороны других делегатов.

Я беседовал с целым рядом известных зарубежных ученых-почвоведов. Они проявляли большой интерес к советской науке. Почти все читали в английском издании журнал "Почвоведение" и высказывали пожелание об издании на английском языке и других советских научных журналов. Генеральному секретарю Общества почвоведов Ф.Ван Барену я через И.П. Герасимова подарил свою книгу "Тропическое земледелие", незадолго перед этим изданную.

Во время конгресса, еще до его окончания, состоялась экскурсия в окрестностях Аделаиды, посмотрели мы и сам этот город, один из крупных городов Австралии. Как почвоведы мы, естественно, больше всего интересовались почвами, осмотрели и описали несколько разрезов. Я сделал много снимков почвенных профилей и окружающих ландшафтов.

Вряд ли стоит здесь вдаваться в специальные вопросы, но нельзя не отметить, что такие почвы я видел впервые и они меня очень заинтересовали. Например, бросился в глаза профиль оподзоленной супеси с необыкновенно мощным подзолистым горизонтом. Почти все профили интенсивно красного цвета, что свидетельствует о весьма глубоких процессах выветривания. Если согласиться с теорией, рассматривающей Австралию как очень древний континент с очень спокойной геологической историей, то глубокое выветривание почв может служить еще одним её подтверждением.

На конгрессе было принято предложение советской делегации о проведении следующего 10-го конгресса в нашей стране. Имея в виду юбилей Международной организации почвоведов, 10-й конгресс решили проводить в I974 г. (вместо 1972 г.). Председателем организации был избран советский делегат член-корреспондент АН СССР В.А.Ковда.

После конгресса делегаты разъехались на экскурсии. Вместе с I2 другими членами советской делегации я поехал по маршруту Аделаида -- Вайелла -Алис Спрингс -Дарвин, с заездом из Дарвина в Кэнуруру на мелиоративную опытную станцию. Этот маршрут позволял пересечь Австралию с юга на север, посмотреть большие австралийские пустыни и тропики у Дарвина. Мы ездили на автобусах с которых неоднократно пересаживались на самолеты.

Пустыня Симпсона и ее центр Алис-Спрингс производят сильное впечатление. Мы были в Австралии зимой, в наименее жаркое и более или менее влажное время. На земле покрытой редким злаковым покровом там и сям были разбросаны красивые группы цветущего австралийского крестовника, маленькое бобовое растение свансония и другие цветы.

Кстати, многие из них имеют настолько оригинальный вид и так красивы, что даже без всякой селекционной работы могли бы украсить и наши сады. Над всем в Австралии царят акации и эвкалипты. В пустыне мульга, корявая разнолистная акация, способна жить 2-3 года не получая ни единой капли дождя. Однако, мы видели много засохших акаций - следы многолетней засухи, бывшей здесь несколько лет тому назад.

Эвкалипты в южной Австралии достигают значительной высоты, хотя мы не разу не видели тех фантастически высоких деревьев, которые описаны Жюль Верном. В пустыне эвкалипты (других ботанических форм чем на юге) принимают форму ксерофитных кустарников. В пустынной саванне Австралии много термитников, некоторые из них достигают нескольких метров в высоту.

Посетили мы и песчаные массивы. Они покрыты разреженной, но довольно мощной растительностью, разнообразного состава. Я везде брал почвенные образцы, анализ которых позволил высказать в печати некоторые соображения специального научного характера.

Алис-Спрингс - небольшой одноэтажный городок у подножья низкого горного хребта Мак Доннэл. Аккуратные узенькие улицы, чистые небольшие домики, скудная зелень. Самая главная достопримечательность Алис-Спрингса -местное туземное население. Ни в Аделаиде, ни в Сиднее мы не видели ни единого коренного местного жителя. Но в Алис-Спрингсе довольно много коренных австралийцев. Из общего их числа около 20 тыс. человек, в окрестностях этого города живет тысяч пятнадцать.

Достаточно беглого взгляда на австралийца-аборигена для того, чтобы сказать, что это люди особой, не сходной ни с одной другой расы. Темные, но не вьющиеся как у негров и папуасов волосы, очень темная кожа, черные глаза с каким-то странным почти неуловимым взглядом, длинные туловища, довольно сильная растительность у мужчин на лицах.

Австралийцы ведут жалкую жизнь. Рассказывали нам об их почти нечеловеческой неприхотливости и беззаботности: " Где лег спать на землю под эвкалиптом - там ему и дом на сегодня". Говорили также об их исключительной бескорыстности. Многие местные жители работают пастухами у белых фермеров и вообще используются лишь на неквалифицированной черной работе.

Правительство Австралии держит коренное население в резервациях, где им дают кое-какие подачки в виде непроданного во время продовольствия и одежды, вышедшей из моды. Видели мы в Алис-Спрингсе и своеобразный клуб местных жителей. Во дворе под навесом беспрерывно играл граммофонный автомат. Ходили и стояли 2-3 десятка молодых австралийцев. Мне кажется, не все из них были трезвы.

Есть, конечно, отдельные человеколюбивые представители белого населения Австралии, которые пытались как-то содействовать прогрессу коренного населения. Но официальная Австралия и подавляющая масса белого населения совершенно равнодушно смотрят на вымирание этого народа.

Для участников конгресса была устроена выставка, которую мы посетили. Жизнь коренного населения на стендах выглядела куда лучше и романтичнее чем в натуре.

2I августа I968 г. мы вылетели в Дарвин. Вылет почему-то задерживался и мы добрались до этого городка только вечером уже после наступления темноты. Еще до посадки самолета нам передали, что в аэропорту происходит антисоветская демонстрация в связи с вступлением наших войск в Чехословакию. Мы переглянулись и решили вести себя спокойно, на провокации не поддаваться. Были, конечно, и невеселые шутки, дескать, что "предпочтительнее" тухлые яйца или гнилые помидоры?".

Вышли мы всей группой -- I3 советских граждан и человек 35 почвоведов экскурсантов из других стран. Навстречу нам двинулась группа демонстрантов с лозунгами на длинных древках. На русском и других языках повторялись призывы "уйти" из Чехословакии.

Впереди резво бегал какой-то тип с фотоаппаратом и кричал громким истошным голосом "Хайль Гитлер!". Они дергали участников нашей группы - "ты русский, ты русский?". Мы молча продирались через толпу. Должен сказать, что наши иностранные коллеги ничем не помогали демонстрантам и даже несколько прикрывали нас.

Несмотря на сложное положение, я не мог не расхохотаться, наблюдая за одним из наших спутников новозеландцем Джэксом. Он участвовал в войне с гитлеровцами, как моряк, и неоднократно бывал в Мурманске на конвойных судах, доставлявших оружие.

Джэкс сохранил самое лучшее отношение к советской стране, но запомнил по-русски только "здравствуйте" и "как поживаете". Эти два слова он начал громко провозглашать перед толпой антисоветских демонстрантов. Несколько человек из этой толпы двинулись к Джэксу, но он очень ловко маневрируя своим солидным чемоданом, пробился к автобусам.

Я с двумя нашими дамами тоже без особого членовредительства дошел до автобуса, посадил своих спутниц и вошел сам. Здесь, какой-то очень возбужденный молодец начал колотить по автобусу палкой от транспаранта. Сидевший рядом со мной почвовед- англичанин сказал ему, что позовет полицию если тот не прекратит шум.

Шофер автобуса видимо сообразил, что эмаль кузова получит повреждения от ударов палкой. Он выскочил из кабины и довольно невежливо вырвал у хулигана и далеко отбросил палку. После этого мы поехали. Больше к нам не приставали. Я привез на память местную газетенку, в которой описывается в высокопарном стиле это происшествие.

Дарвин такой же маленький городок как Алис-Спрингс. Он расположен на берегу моря, что конечно очень украшает и оживляет ландшафт. Мы спускались к самой воде, наблюдая латеритные плиты. Вблизи воды бегало много ракушек, что казалось неправдоподобным. Более детальное разглядывание показало, что это раки-отшельники. В воде много морских звезд, плавают какие-то быстрые, блестящие рыбки.

Вокруг Дарвина ксерофитные тропические леса. Одни только эвкалипты и в условиях сухого длинного сезона сохраняют листву. Громадные бутылочные деревья со своеобразным толстым стволом, напоминающим и на самом деле колоссальную бутыль, стояли без единого листочка. Австралийцы, делают много лесных посадок, заменяя эвкалипты более ценными быстрорастущими породами.

Из Дарвина мы летали в Кэнуруру на опытную станцию. Для нас, видевших огромные орошаемые массивы на Родине, она не произвела особого впечатления. Однако, мы наблюдали очень хороший сахарный тростник, вполне удовлетворительные рис и хлопчатник.

Есть там и опытные посевы пшеницы. Она имеет жалкий вид, лишний раз подтверждая, что эта замечательная культура создана не для тропиков. В Кэнуруру нас катали на катере по водохранилищу, которое видимо используется не только как источник воды для орошения, но и как отличное место для отдыха.

Среди наших участников конгресса была одна очень пожилая, без преувеличения восьмидесятилетняя дама, профессор Сушкина. Ей дали штурвал катера, и она отлично, даже лихо маневрировала по широкой глади водохранилища.

Обратный полет мы совершили по несколько странной кривой, форма которой была связана с тем, что большая часть нашей делегации путешествовала по южным штатам Австралии.

Мы должны были встретится в Сиднее и вместе лететь в Москву. Из Дарвина с двумя посадками мы прилетели в Сидней, снова почти пересекая Австралию, но уже с севера на юго-восток.

В Сиднее мы с удовольствием встретили наших друзей, переночевали в гостинице и утром имели 2-3 часа для осмотра Сиднея. Это крупный город со множеством высоких зданий, чистых, но узких улиц, больших бульваров и парков. Город очень украшает море. Оно входит в него узкими заливами и часто можно наблюдать как между домов двигаются крупные пароходы.

Из Сиднея мощный реактивный самолет Боинг 727 повез нас на север северо-восток. Мы снова пролетели над восточным побережьем Австралии и через несколько часов полета сделали посадку в Маниле (Филиппины).

Пролетая над Филиппинскими островами, мы наблюдали весьма интересные террасы, занятые посевами риса. Нужно иметь в виду, что эти циклопические сооружения, как и в Китае, были сделаны с помощью только лопаты и заплечной корзинки для переноски земли.

В Маниле нас с аэродрома не выпускали. Проведя час в тесном и не очень чистом здании аэровокзала, мы полетели дальше курсом на Гонконг. Сожалею, что. там было уже затемно, не удалось даже издали посмотреть на этот интересный город, размещенный на очень небольшой площади.

Помню только много огней, поднимавшихся вверх по склону. вокзала, грязноватое и еще менее благоустроенное чем в Маниле. Пили апельсиновый сок и разглядывали многочисленных посетителей и персонал аэровокзала, среди которых преобладали главным образом китайцы.

Следующим пунктом нашего путешествия был Дели. Здесь мы пересаживались с австралийского Боинга на советский ИЛ-62. В Дели с аэродрома мы поехали ночевать в гостиницу, расположенную в части города Нью-Дели, недалеко от советского посольства.

Нам предоставили неплохие номера. Откровенно говоря, сильно раздражало попрошайничество персонала гостиницы, которое превосходило все виденное мной раньше. Раздражение усиливало то, что у нас, перед полетом домой, почти уже не было австралийской мелочи.

Утром мы немного погуляли около гостиницы и на автобусах снова поехали на аэродром. Я не могу сказать, что оформление полета было организовано хорошо. Много какой-то специфически восточной суетливости. Но как бы не было, мы полетели. ИЛ-62 - настоящий красавец, мощная огромная машина, без всяких посадок привез нас в Москву. Под самолетом проплыли гигантские Гималаи, какие-то желтовато-серые пустыни, затем мы увидели зеленые поля и леса. Это уже наша Родина.

До сих пор я описывал свои деловые поездки. Теперь пришло время рассказать о поездке туристической, больше развлекательной, чем познавательной.

В конце мая I969 г. я, в роли туриста, поехал на теплоходе "Башкирия" по маршруту Одесса - о. Кипр (Фамагуста, Никозия) - Сирия (Латакия, Хомо, развалины Крак де Шевалье, Пальмира) - Египет (Александрия, Каир, Эль-Гиза) - Алжир (г. Алжир) - Испания (Балеарские о-ва - Пальма на Мальорке), Италия (Неаполь, Рим, Ватикан), Турция (Стамбул) - Одесса. Если считать Ватикан за самостоятельную державу, то меньше чем за месяц мы посетили 8 стран. Конечно, такие темпы явно чрезмерны. Однако, впечатления столь яркие и неповторимые, что крепко запоминаются даже при столь высоких темпах их смены.

Обычная предотъездная суета в порту. Переноска вещей с автобуса на теплоход, таможенные и паспортные формальности, размещения в каютах. У меня хорошая каюта I-го класса А.

Мой спутник очень интересный человек--скульптор и художник Андрей Николаевич Костромитин - громадный сорокалетний мужчина, уже полноватый, с традиционными кудрями, усами и бородой. Он таскает с собой свои художественные причиндалы солидного веса, пару фотоаппаратов. Одет несколько нелепо в какую-то кофту, но может быть люди искусства и должны так одеваться?

В яркий солнечный день отходим от одесского причала. Стоящая неподалеку дама невпопад вздыхает - "в тумане скрылась милая Одесса, золотые огоньки". На неё оглядываются с удивлением - какой туман, причем огоньки? Теплоход пересекает Черное море. На другой день к полудню мы уже у входа в Босфор.

Не зря говорят, что Босфор - одно из красивейших мест на земле. Он напоминает спокойную и широкую реку, текущую в высоких, зеленых берегах. Среди деревьев мелькают дома, острые иглы башен и минаретов. Босфор вдруг расширяется - мы в Мраморном море. Видны многочисленные мечети Стамбула, его причалы.

Нам встречается много пароходов; с гордостью мы отмечаем, что большинство их несут на корме красный флаг с серпом и молотом. Черное море - это в основном советское море и советский флаг здесь чаще реет, чем флаги пароходы. У Стамбула суетится много турецких паромов, перевозящих пассажиров и грузы с одного берега на другой.

Дарданеллы мы прошли ночью. Утром я поразился необычной синевой Эгейского моря. По сравнению с ним Черное море кажется наполненным расплавленным зелено-серым бутылочным стеклом. Я, не уставая, смотрел на волны, бегущие за кормой. Белая пена красиво оттеняла ультрамарин глубокого и нежного тона.

Мимо проплывают бесчисленные греческие острова. Они появляются то справа, то слева по ходу судна и теряются , затем в морской дымке. Грустно было думать о том, что на этих прекрасных островах господствует фашистский режим "черных полковников".

Уже после полудня мы увидели на горизонте высокие берега Кипра. В сравнительно небольшом порту Фамагусте много судов разных национальностей. Маленький юркий буксир подтянул "Башкирию" к причалу. Снова формальности, правда, очень несложные и мы можем ехать в город.

Туристов всегда и везде больше всего водят по развалинам. Мы, конечно, не избежали этой судьбы. Недалеко от Фамагусты расположены раскопки древнего Саламиса, Гимназиума, Римского театра, Общественных купален, Королевского некрополиса. Эти сооружения относятся, вероятно, к первому веку нашей эры.

Я не очень увлекаюсь прошлым человечества, меня естественно больше интересует его будущее, но полезно иногда поглядеть и назад. Много видели эти камни. Над ними когда-то шумели патриции и рабы этой римской колонии, здесь играли артисты, учились и учили. Потом здесь шли бесконечные войны. Вряд ли Кипр не будет объектом и дальнейших столкновений.

Когда мы там были между греками и турками были напряженные отношения. Из-за этого наша группа не смогла посетить так называемый замок Отелло. Там турецкая зона, а туристы из Советской страны вроде бы за греков.

Посмотрели мы города Фамагусту и Никосию, проехали на автобусах через половину острова. Невысокие каменистые горы, вечнозеленые колючие кустарники, оливки и апельсины, небогатые поля с длинноостистой пшеницей. На стерне небольшие стада овец. В городах одноэтажные домики, узкие улочки, вывески на греческом языке, чем-то напоминающие старые русские провинциальные вывески. Греческий алфавит дал начало славянскому. Иной раз даже прочтешь и в общем правильно произнесешь непонятные звучные слова.

В Фамагусте и Никосии на главных улицах в дневные часы снующая толпа, открытые магазины. То и дело мелькают голубые береты солдат ООН, шведов по национальности. Это очень крупные белобрысые светлоглазые молодые ребята, резко отличающиеся от киприотов - черноволосых, смуглых, среднего роста. Они здесь для умиротворения греко-турецких страстей.

Смотрели мы Кипрский музей, Архиепископство, собор св. Джона, музей народного творчества. Все очень провинциально, не на уровне нашей небольшой автономной республики, а много ниже. Видели и Макариоса, правда, мельком, он проехал на автомобиле.

На пароходе был интересный вечер Советско-Кипрского общества. Греки-киприоты и их девушки пели, танцевали. Наши туристы тоже проявляли свои артистические способности.

Вынес я впечатление, что киприоты - неплохие свободолюбивые люди, хотя, конечно, жизнь у них нелегкая.

Вечером наша "Башкирия" покинула Фамагусту, а рано утром мы подходили уже к сирийскому порту Латакия. Через непродолжительное время вся группа туристов двинулась на очень старых и плохих автобусах в поездку по стране. Последним пунктом нашей поездки была знаменитая Пальмира, но за один день добраться туда было невозможно и мы остановились на ночевку в г. Хомсе.

Хомс не крупный (меньше Латакии и Дамаска), но довольно оживленный город. Кормили нас в большом и грязноватом ресторане. Посуда не мылась совсем или мылась "приблизительно", пища не отличалась вкусом. Но голод "не тетка", приходится попридержать естественную брезгливость. Очень вкусным был только чай и я уж тут попользовался ...

Ночевали мы в отеле, тоже грязноватом, почему-то очень шумном. Молодежь пошла бродить по ночному Хомсу, а я, по-стариковски, принял душ и лег спать. К своему удивлению я как ни пытался не мог обнаружить никаких нежелательных представителей фауны, вроде клопов и т.п. Спал крепко.

Утром мы ходили на базар. Вот чего уж я не люблю так это базаров, особенно восточных. Шум, приставание продавцов, какие-то странные гадкие запахи, мириады мух или сплошные россыпи ДДТ, образующие нечто вводе инея на камнях.

Но многие наши туристки прямо ожили, попав на базар. Они ходили, приценялись, торговались, советовались, словом, были на вершине блаженства. Силен все же еще этот базарный дух у многих наших дам.

Сирия живет на стыке капиталистического и социалистического миров. Их противоречия сталкиваются здесь часто совершенно неожиданным образом. В кино наряду с советским фильмом "Весна на Одере" демонстрируется американский полу порнографический фильм. В книжном магазине, наряду с портретом Ленина, с обложек книг смотрит характерная физиономия Никсона. Впрочем, арабы все больше начинают разбираться кто их друзья, а кто недруги. Этому очень способствовала израильская агрессия.

Из Хомса мы едем в Пальмиру. Среди широкой равнины за небольшими пригорками вдруг открывается чудесный вид на город развалин, фантастически красивых. Мы видим сотни мраморных колонн, изящных и величественных. Большие амфитеатры, шедевры древних зодчих. Я часа два или три ходил и фотографировал и никак не мог надивиться. Только здесь я понял почему Ленинград называли Северной Пальмирой.

Знатоки говорят, что в Пальмире древняя архитектура была уже как бы вторичной, подражательной. Но подражали строители Пальмиры таким образцам древней Греции, что и при этом получили чудесные результаты. Не всегда подражание плохо, смотря кому подражать.

Кроме Пальмиры мы посмотрели еще замок крестоносцев, Крак де Шевалье. Кого только не видела земля Сирии!

На пути в Пальмиру и обратно мы пересекали небольшой участок ливанской территории. Формальностей никаких, но из автобусов выходить нельзя. Как и в Сирии здесь невысокие холмы с пожелтевшей растительностью, но на горизонте высокие снежные горы.

В Сирии и Ливане довольно много орошаемых земель, сравнительно разнообразный состав культур. В пустынных районах Сирии своеобразные арабские глиняные домики - один для мужчин, другой для женщин. На пастбищах овцы, реже крупный рогатый скот. Кое-где насосные установки для водопоя. Чувствуется, что отношение к нам дружелюбное, охотно здороваются, пытаются что-то сказать.

"Башкирия" снова в пути, на этот раз к берегам Египта. Утром мы уже в Александрии, самом большом египетском порту, единственным, пожалуй, в этот момент открытом для таких судов как наше. Порт - Саид и Суэц на линии огня.

Мы много гуляли по Александрии, но видели снова все те же базары. Я не знаю, кто в "Интуристе" составляет такие планы путешествий, но конечно куда интереснее было бы посетить университет, хорошие музеи, чем без дела и цели болтаться на пыльных и грязных базарах.

Александрия построена по европейскому образцу. В центре это совсем культурный город, однако, на окраинах много самой откровенной нищеты - развалившиеся хибарки, пыльные немощеные улицы. Посетили мы дворец последнего египетского короля Фарука. Жил он богато, но видно, что был человек серый и пустой. Умственный его уровень и интересы видимо примерно соответствовали багажу околоточного надзирателя царских времен. Единственно в чем Фарук, видимо, был докой - это парижские кокотки. Их портретов во дворце имеется великое множество.

Из Александрии на автобусах мы перебрались в Каир. Путь лежал через долину Нила. Я, как агроном, с великим любопытством смотрел на эту легендарную долину древнейшего земледелия.

По обе стороны от хорошей автомобильной дороги тянулись хорошо ухоженные, хотя и небольшие поля. Мы видели посевы хлопчатника, риса, александрийского клевера - берсима и других культур. То там, то здесь были видны поселки в окружении крупных, вероятно финиковых пальм. Во многих местах мы видели примитивные чигири - простейшие водоподъемные сооружения, работающие на тяге осла или вола. Правда, один или два раза вдалеке были видны тракторы - колесные, небольшие.

Долина Нила изрезана каналами или может быть отдельными рукавами реки. По ним скользят довольно крупные парусные лодки. Видно нужен немалый опыт и ловкость, чтобы маневрировать в узких и извилистых протоках.

Каир производит впечатление культурного центра. Конечно, самое красивое, что есть в Каире - это Нил. Широкая полноводная река. На набережных много зелени. На реке незаметно большого движения. Медленно проплывают фелюги. Изредка пропыхтит небольшой пароходик или моторная лодка.

Как и в других мусульманских странах нас водили по мечетям. В одной из мечетей, кажется Хан-Эль-Халили произошел довольно смешной случай.

Дело в том, что согласно "директиве" Магомета женщины не могут войти в мечеть с открытыми плечами или голыми руками. Для туристов делаются, конечно, поблажки, но все-таки требуется, хотя бы для проформы, надеть на плечи какой-нибудь платочек.

Среди нас было несколько молодых девиц, и они по моде I969 г. были, конечно, в мини-юбках. Среди них возникли сомнения - если уж с голыми плечами не пускают, то с голыми коленками и подавно не пустят. Произошла заминка в движении.

Обратились ко мне с просьбой выяснить вопрос у гида, пожилого и грустного египтянина. Я спросил его на очень плохом французском языке. Гид улыбнулся и ответил примерно так: "Конечно, Магомет был великий пророк. Но даже он не мог предсказать, что дело дойдет до мини-юбок. А раз не мог предположить, то не мог и запретить. Идите, можно!".

В мечетях, конечно, нет такого сверх великолепия как в соборах, особенно православных. Но это тоже очень крупные здания, для постройки которых несомненно требовалось большое искусство. Вряд ли можно было без соответствующих расчетов свести огромные купола на высоте в двух-трех десятков метров. Впрочем, такие расчеты, конечно, были. Ведь арабы были выдающимися математиками средневековья.

Вообще мечети мне не понравились. В них темновато. Полы засланы какой-то шерстяной тканью, очень пыльной. Изображения людей и животных на стенах отсутствуют. Есть только надписи - изречения из Корана.

Гораздо большие впечатления на меня, да и на большинство наших туристов произвел Египетский музей. Внешне он не особенно впечатляет, хотя здание бесспорно красивое. Несколько теряет музей от высоких соседних сильно "модернистых" зданий, которые как-то придавили это сооружение прошлого века.

Музей очень богат. Мы видели тысячи подлинных экспонатов. Перед нами вставала история удивительного народа - пионера цивилизации. Тогда три-четыре тысячи лет тому назад также как теперь, может быть еще сильнее, бушевали страсти, торжествовали победители, горевали побежденные.

Удивительно, как уже в то время много было разных символов и условностей. Нетрудно понять, что властители древнего Египта, обожествленные в глазах народа, сами ни во что не верили. Они были, конечно, с нашей теперешней точки зрения, крайне невежественными, но вряд ли уступали современным владыкам мира в подлости, коварстве и жадности.

Музей убеждает, что у древних египтян были великие художники. Сквозь условность изображений, которые соблюдались, вероятно, очень строго, вдруг выглянет живое лицо с хитрым взглядом или простоватой усмешкой. Самое крупное открытие для себя я сделал, глядя на сфинкса. У нас его иной раз изображали с величественным и строгим лицом. Но на самом деле это курносый, толстощекий субъект, видимо не дурак погулять и покуражиться.

Из Каира мы поехали в Эль Гизу для осмотра пирамид Хеопса, Хефрена и Микериноса. Эль Гиза - недалеко от Каира, скорее даже это самая южная часть города, лежащая на границе пустыни.

Пирамиды, в особенности главная из них пирамида Хеопса производят сильное впечатление. Глядя на них я невольно думал о громадных совершенно ненужных затратах человеческого труда. Руками рабов, вооруженных лишь примитивными рычагами и талями, построены под палящим солнцем Ливийской пустыни огромные сооружения. Создать их было бы непросто даже при современном уровне техники. Можно себе представить каких затрат труда и жертв требовали они в то время. Я как-то не могу даже понять логики строителей пирамид. Неужели только из честолюбия отдельных фараонов требовались столь дорогие сооружения и столь большая растрата человеческого труда и жизней.

Внутрь пирамиды я не пошел. Мне показалось интереснее отойти от неё на километр-полтора, взглянуть поближе на пустыню. Мне и до этого приходилось видеть пустыни в Средней Азии, в Австралии, Монголии. Но это вовсе и не пустыни по сравнению с Ливийской.

В июньский день я не мог найти не только никакого живого растения, но даже никаких растительных остатков. Песок и камень, побледневшее от жары голубое небо, пыльная дымка на горизонте. Сделал много снимков. Думаю, что я обогатился в смысле географических представлений - ясных и точных.

Вблизи сфинкса со мной произошел такой случай. Я хотел снять молодого египтянина, который проезжал мимо на осле. Жестами попросил его позировать, он согласился, но также очень красноречивыми жестами, показал, что за это нужно заплатить. Я сделал пару снимков и полез в карман за пиастрами. Подошел кто-то из туристов, и я обменялся с ним парой фраз. Египтянин внимательно слушал и затем спросил: "Рус? Совьет?". Я кивнул. После этого уже нельзя было уговорить его взять пиастры. Он шумно приветствовал нас, выражал желание сниматься сколько угодно. Не трудно было понять, что русские и вообще советские люди в глазах египтян - друзья и помощники.

По маршруту экскурсии мы должны были вернуться из Гизы в Александрию дорогой, проходящей через пустыню. Это для меня было бы, конечно, очень интересно. Однако, нам объявили, что мы возвращаемся через Каир, по прежней дороге. Причина - передвижения войск.

Длительный переезд в автобусе, жаркая погода, богатые впечатления, естественно, утомили. Я лег спать, а когда проснулся утром, "Башкирия" была уже в море. Наш путь лежал к берегам Алжира. Александрия - Алжир - самый длинный непрерывный морской переход во всем нашем путешествии. Он занял почти трое суток.

Вскоре после отплытия началась качка, баллов восемь. Очень многие пассажиры, особенно дамы, переносили ее плохо. Бедняги валялись на койках, их тошнило. Отдельные граждане выходили на палубы и сидели здесь с белыми лицами и более чем печальными взглядами. Морская болезнь особенно наглядно проявлялась в столовой. Многие столики были свободны или заняты не более чем наполовину, впрочем, и состав официанток тоже сильно редел.

На меня качка не действовала. Я шел на нос или корму, где качало особенно сильно, и с удовольствием наблюдал высокие пенистые волны, которые бесчисленным строем бежали куда-то на северо-запад. Между валами быстро летала не очень крупная птица с темными сверху крыльями - буревестник. В спокойную погоду я их никогда не видел, но в бурную - буревестников, часто сразу двух или трех, можно заметить почти всегда.

Алжир - очень интересный город. Он поднимается от самого моря вверх на холмы. У порта многочисленные склады, какие-то портовые сооружения. Дальше следует, если можно теперь так сказать, европейская часть - сравнительно широкие улицы, много зелени, большие парки. Выше и в стороны - восточная, старая часть города, базары.

Мы въехали наверх на автобусах и оттуда в порядке экскурсии шли вниз через узкие, непроезжие и едва проходимые горбатые улочки, круто сбегавшие к морю. Всюду много народа, масса ребятишек всех возрастов. Впечатление такое, что вся жизнь здесь протекает на улице, все на виду у всех. Появление чужеземцев встречают с интересом, смотрят во все глаза, но не пристают и главное не попрошайничают.

Алжирские женщины - в белых длинных платьях своеобразного покроя. Чадру они почти не носят, держаться с достоинством, спокойно. Некоторое любопытство у них вызывал только мой друг Андрей Николаевич, благодаря своим размерам, черной довольно длинной бороде и войлочной крымской шляпе. Дальше быстрых взглядов дело, разумеется, не шло, что впрочем, не помешало нашим дамам немного подтрунивать над Андреем Николаевичем.

В I969 г. экономика Алжира находилась в тяжелом состоянии. После победы национально-революционного движения основная масса довольно многочисленных французских поселенцев выехала из страны. Их имущество, в том числе, различные сельскохозяйственные предприятия были национализированы и переданы кооперативам.

Последние не имели опыта ведения крупного хозяйства и специалистов, способных руководить довольно сложными отраслями, особенно виноградарством, существенно снизили объем производства.

Мы были в одном из таких кооперативов Ля Трап, расположенном на окраине города Алжира. Как мне показалось, это довольно примитивное винодельческое предприятие, намного уступающее нашим и, например, венгерским предприятиям того же типа. Вино, которое делают в этом кооперативе, невысокого качества.

Нам рассказывали, что кооператив имеет серьезные трудности со сбытом. На мировом рынке имеется избыток вина, а местное мусульманское население вина не употребляет. Раньше о сбыте заботились французские дельцы, имевшие обширные связи чуть ли не со всем миром. У алжирцев таких связей в то время еще не было.

В Алжире мы посетили Ботанический сад. Мне пришлось видеть много ботаническими садов, наших и зарубежных. Алжирский нельзя отнести к лучшим. Приятное впечатление производит отличная планировка. В саду работает много учебных заведений для среднего звена - садовников, виноградарей, специалистов по борьбе с вредителями. Ботанический сад, видимо, играет существенную роль в развитии сельского хозяйства страны.

Следующим пунктом нашего путешествия был испанский остров Майорка, относящийся к группе Балеарских островов. Мы прибыли в столицу острова город Пальма де Майорка утром.

Нас поставили к отдаленному пирсу и довольно долго заставили ждать. Наконец, явились портовые полицейские и таможенники. У руководителей круиза с ними были какие-то разговоры, после которых нас, наконец, выпустили на берег.

Мы проехали через Пальму, и на другой день имели возможность не спеша побродить по этому городу. Пальма - типичный туристический город. Здесь очень много отелей, прогулочных лодочных станций, сувенирных магазинчиков и других заведений, рассчитанных на туристов. Все это разных классов и калибров - для богачей, для средних по толщине кармана и для небогатых туристов. Городок хорошо озеленен и ухожен.

Из Пальмы на приличных автобусах мы поехали в Порто-Кристо. Это городок еще меньший, чем Пальма и еще более рассчитанный на туристов. Его очень украшает красивый морской вид. Здесь мы обедали. "Кормление" туристов вполне поставлено на "промышленную основу" - подается стандартный завтрак, впрочем, неплохо приготовленный и бутылка вина на двоих. Вино, конечно, не самое лучшее, но вполне приличное. Обслуживание очень быстрое.

Вместе с нами в столовой было много туристов из других стран, среди них очень много людей не просто сильно пожилых, а совсем ветхих. Глядел я на этих стариков и старушек и думал, что у нас люди такого возраста сидят дома, а этих носит по белу свету. Но видно они находят в своих поездках какой-то смысл - от чего-то уезжают или следуют моде.

В последние десятилетия туризм получил громадное развитие. При современном транспорте даже очень небогатые люди могут быть туристами. Нам рассказывали об одном беспокойном лондонском служащем общественной уборной, который посетил уже 32 страны.

Мы посетили пещеры Ярах возле Порто-Кристо. Это обширные карстовые образования. Для меня уже не были новостью сталагмиты и сталактиты, но особенностью пещер Ярах является прекрасно сделанное освещение. Благодаря удачно размещенным, скрытым от глаз светильникам, причудливые стены пещеры приобретают особенно выразительный и таинственный вид. В самом низу пещеры имеется колоссального размера природный зал, в котором во много рядов поставлены скамейки. Освещение и здесь сделано с большим вкусом. Оно как бы подчеркивает, что вы где-то в глубине земли, далеко-далеко от солнца и неба.

В одной, самой нижней стороне зала видна вода. Говорили, что она имеет прямую связь с морем. По этой подземной реке проплывают гондолы с музыкантами. Они играли что-то из Шопена - красивые и несколько печальные мотивы.

После концерта посетители зала сели в лодки и проплыли несколько десятков метров по подземной реке.

Нa Майорке мы посетили также картезианский монастырь Вальдемосса. Монастырь сейчас превращен в музей, причем главные его достопримечательности связаны с пребыванием здесь Шопена и Жорж Санд. Я уже писал, что бывал в Желязковой Воле, под Варшавой, где родился великий музыкант. Вальдемосса продолжила повествование о его нелегкой, но прекрасной жизни.

Как агроном, я естественно обращал внимание на поля, сады, фермы.

Как и во всем Средиземноморье на Майорке очень много оливковых деревьев с их своеобразной серебристой листвой. Мне не пришлось видеть молодых насаждений, но очень много не только старых, но просто древних деревьев. Они крайне искривленные, часто растут только одной стороной. У многих деревьев образовались, видимо, новые стволы, которые много моложе чем пни. Рассказывают, что есть немало тысячелетних деревьев. С момента их посадки, когда-то в раннем средневековье, прошла жизнь 40 человеческих поколений. Есть о чем поразмыслить.

На Майорке немало так называемых рожковых деревьев, много цитрусовых и винограда. Поселки очень небольшие, часто всего несколько домов у дороги. Повсюду видны ветряки - они используются для полива грунтовой водой.

У нашего парохода появился сосед. Огромная американская плавучая база для подводных лодок, входящая в состав 6-го флота. Целый день с нее поднимались и опускались самолеты. На палубе быстро двигались матросы в белых робах. Многие из них с явным любопытством поглядывали на "Башкирию", а когда мы стали отшвартовываться, кое-кто из них помахивал рукой или шапкой в знак салюта.

"Башкирия" двинулась в северо-восточном направлении по Средиземному, затем по Тирренскому морю к берегам Италии.

Утро мы встретили в Неаполитанском заливе. На горизонте в легкой утренней дымке угадывался огромный амфитеатр побережья. Гораздо менее приятное зрелище было ближе, на водной глади залива. Здесь расположились огромные, выкрашенные в однообразный серый цвет корабли 6-го флота США. Их было много.

Рядом с огромными авианосцами разместились подводные лодки, транспортные и вспомогательные суда, миноносцы ... Вся несравненная красота Неаполитанского залива померкла. Перед нами был угрожающий подлинный оскал НАТО.

Вся тревожность нашего времени, все трудности жизни нашего поколения, перспективы суровой дальнейшей борьбы виделись в сером строю кораблей США. Сильнейшая капиталистическая страна, наш антипод демонстрировал здесь свою мощь. Впрочем, не так страшен черт, как его малюют!

Мы немного поездили на автобусах по побережью. Можно согласиться с мнением о том, что Неаполитанский залив и сам Неаполь исключительно живописны и привлекательны.

Времени у нас было немного, мы, кроме пары соборов, не очень внушительных, ничего не посмотрели и в этот же день уехали на автобусах в Рим.

Путешествие длилось часа три. Я с интересом наблюдал меняющиеся сельские виды.

Италия, как и испанская Майорка, откуда мы только что приехали, - страна культурного земледелия. Маленькие, но очень тщательно обработанные поля, мандариновые и апельсиновые сады, лесные питомники сменяли друг друга. Но на полях довольно много людей с орудиями, которые применялись, вероятно, еще в древнем Риме, а теперь мирно уживаются с тракторами.

В Риме мы остановились в небольшой гостинице "Роганелли" на окраине города. Гостиница современная, но построена на редкость экономно. В номере имеются все удобства, нет только свободного места. Если хочешь открыть дверь в туалет нужно непременно положить стул на кровать или вынести его в коридор и т.п.

Наша молодежь пошла бродить по вечернему Риму, а я и другие пожилые люди предпочли отдохнуть. Угощали нас ужином, столь же экономно приготовленном, как и номера в гостинице.

Следующий день был до предела насыщенным. С утра мы посетили Ватикан, осматривали собор Св. Петра и великолепный папский музей. Собрание картин и скульптур здесь совершенно уникальны по своему богатству.

Говорят, что в Музее I400 комнат. Мы были не более чем в 30-40 комнатах и то уже были пересыщены впечатлениями. Сюда следует приезжать не на один день, а на год, чтобы по настоящему хоть не изучить, а просто внимательно посмотреть создания Рафаэля, Леонардо да Винчи, Тициана, Микельанжело и других великих художников.

Вероятно, есть немало таких людей, которые здесь по настоящему изучают искусство, но подавляющее большинство просто спешащие туристы, перебегающие из одного зала в другой чуть ли не галопом.

Я не могу сказать, какая картина произвела на меня более сильное впечатление. Впечатлений было слишком много, и все были очень сильные. Но все же нельзя не отметить грандиозную Сикстинскую капеллу с фресками Микельанжело. Сильное впечатление оставила и гениальная скульптурная группа Микельанжело "Пиета" (Скорбь).

Смотрели мы также Колизей, древнеримские развалины, в том числе Форум, термы Каракаллы.

Очень богатым собранием картин и статуй является Вилла Боргезе. Здесь исключительно полно представлен, в частности, Караваджо. Я мало слышал об этом художнике, но не мог не любоваться его замечательными картинами. Прелестна скульптурная группа "Эрос и Психея"

На площади Испании видели группу хиппи, мужчин и девушек. Производят впечатление психически ненормальных бездельников.

На второй день нашего пребывания в Риме вечером мы выехали обратно в Неаполь. Ехали по другой дороге, было прохладно, пришлось закрыть окна, чтобы наши товарищи не простудились.

Утром снова поездка по Неаполю. Нас отвезли на площадь Гарибальди, откуда многие туристы двинулись на расположенный неподалеку рынок, где торгуют вещами, вышедшими из моды. Среди наших дам было много разговоров о баснословно дешевых туфлях "на гвоздиках" и других модных 2-3 года тому назад предметах, которые теперь уже никто не носит. Я, конечно, на рынок не пошел, а, не спеша, двинулся к порту по центральной улице Корсо Умберто, где находится один из старейших в Европе университетов, основанный в 1224 году.

Уличные картинки, которые мне пришлось видеть, вряд ли можно назвать нетипичными для западной действительности. У гостинцы стояла группка женщин, сильно раскрашенных. Их профессия не являлась тайной, они довольно откровенно приставали к проходящим. Магические слова, которые заставляют их немедленно отвернуться от вас - "ноу мани" (нет денег).

Недалеко от этих кокоток переминаются с ноги на ногу молодые люди, некоторые в юбках, все сильно намазанные. Их занятие тоже не вызывает никаких сомнений.

Здесь же шныряют нищие, пытающиеся за деньги всучить туристам какую-нибудь вещь, вроде коробки спичек. Это уже не нищенство, а как бы торговля - занятие и любой капиталистической стране почетное.

Оглядываясь, к проходящим обращаются торговцы карточками определенного свойства ... Кого только нет в этом бедламе - на улице Корсо Умберто, главной улице Неаполя.

Чем ближе к порту, тем все больше американских моряков. Они в белых робах и пилотках вроде поварских. Держатся группами. Насколько можно судить они более или менее все трезвы. Как мне показалось, многие смотрят с некоторой боязнью и отвращением на дешевые соблазны Неаполя. Правда, это было днем, даже в начале дня. Вечером, после выпивки, эти ребята, вероятно, ведут себя не столь скромно.

Интересной была поездка в Помпею, античный город, засыпанный слоем пепла и лавы во время извержения Везувия в 79 году н. э. Гуляя по городу, можно довольно легко вообразить себе жизнь, которая шумела здесь две тысячи лет тому назад. Мне, естественно, вспомнилась картина Брюллова "Последний день Помпеи". Пожалуй. Помпея, пожалуй, была более скромным городом, чем изобразил ее Брюллов.

Из Неаполя "Башкирия" повезла нас на Восток, в Турцию - последнюю страну нашего круиза.

Этот почти трехдневный переход был очень приятным. Стояла отличная погода, туристы загорали, купались в бассейне. Андрей Николаевич Костромитин много рисовал. Он высоко оценил мое терпение, как натурщика, и сделал мои портреты маслом, темперой и несколько карандашных набросков.

Я расспрашивал его о разных сторонах жизни художников, об особенностях их мастерства, об относительных достоинствах тех или иных произведений искусства.

Андрей Николаевич, человек очень развитый не только в специальной области, но и в целом, рассказывал мне много интересного. Я жалею, что моя крайняя занятость и отъезд в Сибирь не позволили мне продолжить знакомство на суше.

Стамбул расположен очень красиво на берегу Босфора и Мраморного моря и с воды производит незабываемое впечатление. В городе, вблизи, впечатление намного слабее. Город этот очень провинциальный, построен как попало, грязноватый, порядок на улицах так сказать "приблизительный".

Снова мечети и мечети. Знаменитая Айя-София как-то захламлена, видно давно не ремонтировалась. Более нарядно выглядит мечеть Сулеймана.

Посмотрели мы султанский дворец. В нем большой музей вещей, принадлежавших султанам, но демонстрируются они неудачно. Даже огромная коллекция фарфора что называется "не смотрится" в мрачном и темноватом помещении, напоминающем сарай.

Посетили и базар - огромный, крытый, с сотнями мелких лавочек.

Последний этап нашего путешествия - Стамбул - Одесса мы жили уже мечтой о скором возвращении на Родину. Делились впечатлениями о круизе. Одесса встретила нас прекрасной солнечной погодой. После окончания всех формальностей мы гуляли по Одессе.

Этот город свободно выдерживает конкуренцию с любым городом, где мы были. Знаменитая лестница с памятником дюку Ришелье, отличные парки, оживленная Дерибасовская - все это наше родное, советское. В гостях хорошо, а дома все-таки лучше.

Когда я перечитал все, написанное в этой главе, у меня самого возникла мысль - а не много ли я ездил, было ли время для работы. Но, вспомнив все как было в жизни - успокоился. Поездки, конечно, были и многочисленные, но они, в общем, занимали совсем небольшое время. Основным все же была работа и работа.

После такого небольшого предисловия, стоит снова вернуться от экзотики путешествий к рабочим будням. Как переход в повествовании - несколько слов о том, как я использовал результаты некоторых поездок.

Посещение Кубы, Индонезии, Австралии и других стран позволили накопить много интересных материалов о тропическом земледелии. Кроме чисто познавательного интереса, в этом был и другой смысл. Я думал, что в стране должны быть специалисты, которые представляют себе сельское хозяйство планеты в целом. Я хотел бы быть таким специалистом. Мои знания могут пригодиться и нашему обществу в целом.

Не довольствуясь личными впечатлениями, я, конечно, много читал специальной литературы на французском, немецком, английском и других языках. Кстати, работа по вопросам тропического земледелия позволила мне лучше понять и многие вопросы сельского хозяйства нашей умеренной зоны. Появилась какая-то широта во взглядах на некоторые общеагрономические проблемы.

Я продолжал публиковать один за другим в журнале "Сельское хозяйство за рубежом" (растениеводство) обзоры по отдельным тропическим культурам или группам культур, начатые еще в I96I г.

Всего было опубликовано I9 обзоров, причем последний из них вышел в 1965 г. Дополнительно к обзорам по культурам я опубликовал основанные на личных наблюдениях статьи о научно-исследовательских учреждениях по сельскому хозяйству Индонезии, Кубы.

Была написана статья об особенностях сельского хозяйства Египта и Алжира. Были выполнены и опубликованы исследования о почвах Индонезии и Кубы, основанные на анализах доставленных мною образцов.

Обобщив свои личные работы и обширные литературные материалы, я опубликовал в 1968 г. книгу "Тропическое земледелие", которая долгое время служила учебником в Университете им. П.Лумумбы и в других вузах. Это, конечно, мелочь, но я очень гордился тем, что в книге почти все иллюстрации были сделаны по моим личным фотографиям. Кстати, некоторые из моих фото затем были опубликованы даже в Большой Советской Энциклопедии.

I965-69 гг., несмотря на большую занятость «текучкой» в ВАСХНИЛ'е, были для меня плодотворными и в других отношениях. Хоть и в небольшом объеме, но целеустремленно продолжались исследования по площадям питания растений. К концу 1968 г. было подготовлено второе, значительно расширенное издание книги "Площади питания растений", опубликованное Россельхозиздатом в 1970 г. В этом издании, в частности, по материалам личных исследований был значительно полнее, чем в первом издании освещен вопрос о зависимости оптимальной площади питания от фона удобрения.

Вывод, который мы сделали, звучал с точки зрения моих предшественников, таких больших ученых как Э.Вольпи, Д.Н.Прянишников и др., совершенно парадоксально. Они считали, что чем выше плодородие, тем больше должна быть площадь питания и тем, следовательно, меньше густота насаждения. Мы же на основе результатов опытов утверждаем, что, наоборот, на почвах повышенного плодородия можно увеличивать густоту насаждения.

Этот вывод солидно аргументировался как нашими собственными, так и собранными буквально по крупице материалами других советских и зарубежных исследователей. Были указаны исключения из этого общеагрономического положения - зерновые культуры, способные куститься и полегать при загущении. Если исключалось полегание (вегетационные опыты и полевые опыты с короткостебельными неполегающими формами), то зерновые вели себя точно также как и другие культуры, т.е. положительно отзывались на загущение с увеличением фона удобрений.

Указанное выше и другие положения, представленные в книге "Площади питания растений" получили широкое распространение и признание. На первое и, особенно на второе издание этой книги я встречал очень много (десятки, а может быть и сотни ссылок) в книгах и статьях разных авторов.

Начиная еще с работы в ВИУА в пятидесятых годах, я занимался проблемой сочетания агротехнических приемов и удобрения. В 1968 г. была выпущена моя книга "Агротехнические условия высокой эффективности удобрений", также получившая некоторую известность.

На этом этапе своей работы в ВАСХНИЛ я участвовал в подготовке и проведении целого ряда сессий, посвященных тем или иным крупным вопросам сельского хозяйства. У меня было много разногласий с Президентом, но я считал и считаю, что темы сессий он подбирал очень удачно. Хорошие результаты дала сессия по вопросам сельского хозяйства нечерноземной полосы, где я выступал с докладом по химизации.

Эта сессия (я думаю, что это не очень нескромно) послужила серьезным толчком к подъему урожайности в этой очень запущенной раньше сельскохозяйственной зоне, причем агротехническим условием подъема было существенное увеличение применения удобрений.

Плодотворной была сессия по химизации как небо от земли отличавшаяся от сессии с таким же названием, которую проводил М.А.Ольшанский в 1964 году. На этой второй сессии по химизации я выступал главным докладчиком. Мне очень приятно было услышать похвалу моему докладу от В.В Мацкевича, в искренности которого я не сомневался.

В I965 году было торжественно отмечено столетие со дня рождения Д.Н.Прянишникова. Вместе с Академией Наук СССР мы провели торжественное заседание в Колонном зале Дома Союзов. Председательствовал М.Д.Миллионщиков. Я сделал доклад. Состоялись также выступления В.М.Клечковскго, С.И.Вольфковича и других ученых.

Серьезным событием было проведение в I966 г. в г. Целинограде большой сессии по вопросам целинного земледелия. Я на этой сессии не выступал, но почти все время председательствовал. Сессия поддержала предложения А.И. Бараева по противоэрозионной системе земледелия, что очень стимулировало ее распространение в северных областях Казахстана и в южной Сибири.

Запомнилась интересная сессия по борьбе с эрозией, проведенная в Ростове-на-Дону в 1969 г. после известных черных бурь в Ставропольском и Краснодарском краях и Ростовской области. На этой сессии я руководил секцией и выступал па пленарном заседании. В порядке подготовки к сессии много поездил по Краснодарскому краю и посмотрел воочию, каким страшным бедствием может быть ветровая эрозия почв, Мое выступление было посвящено вопросам использования химии для борьбы с пыльными бурями.

В результате довыборов состав Президиума ВАСХНИЛ постепенно обновлялся. На должность первого вице-президента был избран Д.Д.Брежнев; кроме ранее избранного вице-президентом В.Н.Болтинского, дополнительно избрали В.Д. Панникова, появились новые лица и на постах академиков-секретарей Отделений (Н, В.Турбин, И.С.Шатилов и др.). Они, конечно, внесли нечто новое в работу Академии.

После четырех лет пребывания на должности вице-президента в Москве я, откровенно говоря, несколько устал от этой работы. Невольно приходили мысли, что неплохо было бы переменить обстановку, взять на себя какой-нибудь интересный и более или менее самостоятельный участок работы. Таким участком оказалось Сибирское отделение ВАСХНИЛ.